Везде
Disputes about Takhti-Sangin: Chronology
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Disputes about Takhti-Sangin: Chronology
Annotation
PII
S086919080032537-7-1
DOI
10.31696/S086919080032537-7
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Archil S. Balakhvantsev 
ORCID: 0000-0002-3028-0109
Occupation: Leading Research Fellow
Affiliation: Institute of Oriental Studies of the Russian Academy of Sciences
Address: Moscow, Russia
Edition
Issue 5
Pages
20-30
Abstract

Despite the fact that excavations at the site of Takhti-Sangin began almost a hundred years ago, questions about the date of the founding of the city and foundation of the Oxus temple are still far from being resolved. The article provides arguments indicating that the parameters of the mud brick, column bases, and even the discovered fragments of Yaz III ceramics do not provide grounds to abandon B.A. Litvinsky’s assumption that the founding of Takhti-Sangin can be dated back to the early 3rd century BC. Thus, the square bricks of the 50–52×50–52×12–14 cm format used in the construction of the Oxus temple have no analogies among the Achaemenid monuments. The composite nature of the column bases does not at all indicate that the latter were manufactured in the Achaemenid era. Composite and monolithic bases existed in parallel in the 6th – 3rd centuries BC. Fragments of late Achaemenid ceramics from the wall seams of the temenos of the Oxus temple were already known to B.A. Litvinsky and I.R. Picikyan, but this did not affect their chronological conclusions. This is explained not only by the fact that any layers that could be dated to the Achaemenid period have not been discovered both at the time of Litvinsky’s work and later. In the last third of the 4th – first decades of the 3rd century BC, the population of the Central Asian satrapies continued to produce and use ceramics genetically related to the late Achaemenid period.

Keywords
Tadjikistan, Takhti-Sangin, mud bricks, column bases, ceramic complexes
Received
06.10.2024
Date of publication
27.10.2024
Number of purchasers
1
Views
48
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf 200 RUB / 1.0 SU

To download PDF you should pay the subscribtion

Full text is available to subscribers only
Subscribe right now
Only article and additional services
Subscription benefits
200 RUB / 1.0 SU
Whole issue and additional services
Subscription benefits
1680 RUB / 0.0 SU
All issues and additional services for 2024
Subscription benefits
0 RUB /  SU
1 Хотя первые исследования на Каменном городище, которое позднее получило название Тахти-Сангин, состоялись в 1928 г.1, вопросы, связанные с хронологией памятника – как городища, так и храма Окса – всё ещё далеки от своего решения. А.М. Мандельштам, проведший раскопки на памятнике в 1956 г., полагал, что его нижние слои относятся к III–II вв. до н.э. [Мандельштам, 1966, с. 148]. И.Р. Пичикян, руководивший Тахтикобадским отрядом Южно-Таджикистанской археологической экспедиции, работавшим на городище в 1976–1991 гг., датировал завершение строительства храма Окса 330–300 гг. до н.э. [Пичикян, 1991, с. 149–150]. Сам же начальник экспедиции, Б.А. Литвинский, вслед за П. Бернаром [Bernard, 1994, p. 508], считал, что храм был возведен в начале III в. до н.э., при ранних Селевкидах [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 183, 367–368; Литвинский, 2010, с. 14].
1. Их провели сотрудники Музея восточных культур из Москвы [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 43 (с предшествующей литературой)].
2 Таким образом, несмотря на имевшиеся между исследователями расхождения, вплоть до недавнего времени дата возведения храма Окса не выходила за рамки раннеэллинистического периода. Ситуация радикально изменилась в 2023 г., когда на проходившем в Душанбе симпозиуме «Тахти-Сангин как пример синтеза цивилизаций Востока и Запада» прозвучало три доклада, в которых так или иначе обосновывалась идея о появлении храма в ахеменидскую эпоху. А.-П. Франкфор, ссылаясь на находки ахеменидской керамики А.П. Дружининой2 и свойственную именно ахеменидскому времени конструкцию колонных баз, состоящих из круглого тора и изготовленного отдельно плинта, предположил, что в окрестностях Тахти-Сангина на городище Тахти-Кобад находилось важное ахеменидское поселение, а также высказал идею о переносе3 святилища Окса с Тахти-Кобада на Тахти-Сангин при Антиохе I [Francfort, 2023, p. 9–11, 13]. А.П. Дружинина, руководившая раскопками на Тахти-Сангине в 1998–2010 гг., основываясь на находках в стенах и штукатурке фрагментов столовой парадной4 посуды ахеменидского времени рубежа V–IV вв. до н.э., использовании квадратного кирпича формата 50–52×50–52×12–14 см, а также композитном характере колонных баз и различной обработке их поверхности, пришла к выводу, что храм Окса относится к ахеменидскому времени [Дружинина, 2023, с. 25–34]. Аналогичного мнения о строительстве храма в конце V в. до н.э. придерживается и Н. Ходжаева [Ходжаева, 2023(2), с. 67–68].
2. А.-П. Франкфор оговаривает, что датировка керамики не концом IV, а началом V в. до н.э. требует подтверждения [Francfort, 2023, p. 11]. Следует отметить допущенную автором ошибку: в работах А.П. Дружининой речь шла вовсе не о начале, а о конце V в. до н.э. [Дружинина, 2023, с. 26].

3. При этом А.-П. Франкфор странным образом забывает сослаться на Б.А. Литвинского, который неоднократно высказывал предположение о том, что на месте эллинистического храма Окса, рядом с ним или на некотором расстоянии от него уже в V в. до н.э. существовало более древнее святилище (протохрам) Окса [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 368, 373; Литвинский, 2010, с. 5, 39, 455, 466].

4. Определение «парадная» представляется совершенно неуместным: у Ахеменидов керамика никогда не пользовалась престижем. Так, по свидетельству Афинея, тому, кого Великий царь лишал почестей, приходилось есть с глиняной посуды (Athen. XI. 464a).
3 Естественно, что высказанные выше соображения по датировке храма Окса заслуживают самого пристального внимания. Начнём с того, что взгляды их авторов довольно сильно отличаются друг от друга. Так, гипотеза А.-П. Франкфора по сути представляет собой попытку согласовать датировки А.П. Дружининой и Б.А. Литвинского. С одной стороны, французский исследователь подчеркивает важность находок ахеменидских артефактов и архитектурных деталей, но с другой – склоняется к мысли о возникновении храма Окса в Тахти-Сангине только при Антиохе I. Однако стремление примирить несовместимые друг с другом мнения приводит А.-П. Франкфора к серьёзному логическому противоречию. В самом деле, если ахеменидская керамика действительно датируется концом V в. до н.э., то ни о каком переносе храма с Тахти-Кобада на Тахти-Сангин при Антиохе I говорить не приходится. Если же такой перенос5 действительно имел место, то эта керамика никак не может быть ахеменидской.
5. Замечу, что сама идея о переносе святилища (дома божества) в другое место не имеет под собой достаточных оснований. И хотя в эпоху эллинизма известны случаи переселения жителей из старого города в новый, например, из Вавилона в Селевкию на Тигре [Francfort, 2023, p. 13], храмы при этом оставались на прежнем месте.
4 В отличие от А.-П. Франкфора, А.П. Дружинина и Н. Ходжаева занимают по вопросу датировки храма Окса более последовательную позицию. Для её оценки представляется целесообразным ещё раз проанализировать те категории археологических источников (кирпич, колонные базы, керамика), на которых она основана.
5

Сырцовый кирпич
6 Разговор о датирующих возможностях сырцового кирпича следует начать с констатации того очевидного, но часто игнорируемого некоторыми исследователями факта, что в ахеменидское время для него не существовало единого, «имперского» стандарта. Так, в Пасаргадах со второй половины VI до второй половины III вв. до н.э. использовались кирпичи формата 34×34×10 см [Stronach, 1978, p. 87, not. 29]. Расположенный в 6 км к югу от гробницы Кира павильон Танг-и Болаги построен из кирпича со сторонами 33×33×10–11 см [Atai, Boucharlat, 2009, p. 12]. В Персеполе стены Ападаны и Сокровищницы сооружали из кирпича с размерами 32–34×32–34×12–14 см [Schmidt, 1953, p. 72, 159]. В недавно открытом к западу от Персеполя памятнике второй половины VI в. до н.э. Тол-е Аждори использовался кирпич со сторонами 32,5–33×32,5–33×8–8,5 см [Askari Chaverdi, Callieri, 2020, p. 188]6. Таким образом, сохраняет свою силу вывод, что для Фарса в целом в ахеменидскую и селевкидскую эпоху характерен кирпич формата 34×34×12 см [Stronach, 1978, p. 143]. Интересно, что стены ахеменидских дворцов в Гумбати (Восточная Грузия) и Караджамирли (Северо-Западный Азербайджан), которые, по моему мнению, были построены присланными из столичного региона мастерами, тоже возводились из кирпича аналогичного формата – 32–34×32–34×12 см [Gagoshidze, 2018, p. 227; Искендеров и др., 2019, с. 117].
6. Пользуюсь случаем, чтобы поблагодарить моего коллегу и друга П. Кальери за предоставленную информацию.
7 Похожая ситуация наблюдается в расположенных неподалеку от Фарса Сузах. Во дворце Дария I использовался квадратный кирпич со стороной 32–33 см [Hesse, 1972, p. 223–224, fig. 68]. При строительстве дворца Артаксеркса II применялся квадратный кирпич формата 32–33×32–33×10 см [Perrot et al., 1971, p. 40; Boucharlat, Labrousse, 1979, p. 62; Boucharlat, 2013, p. 377]. Этот же стандарт кирпича (33×33×13 см) сохранялся в Сузах и в эллинистическую эпоху [Ghirshman, 1954, p. 13; Литвинский, Пичикян, 2000, с. 138 (с предшествующей литературой)].
8 К сожалению, мало чем нам могут помочь материалы из Мидии. Хотя в ходе раскопок на Хегматане-тепе в Хамадане было зафиксировано использование квадратного или почти квадратного кирпича различного формата: 33×33×13 см, 40×40×13 см, 45×45×12 см, 47×47×12 см, 49×44×13 см, 50×50×13 см, 52×52×12 см, получить ответ на вопрос, к какой эпохе относятся открытые комплексы, так и не удалось [Sarraf, 1998, S. 327, 329, 335]. В настоящее время считается, что самые ранние слои на этом холме датируются позднепарфянским временем [Boucharlat, 2018, p. 8–9, 28].
9 На ахеменидском памятнике Дахани-Гуламан (Систан), существовавшем на протяжении 100–150 лет, сначала применялся крупный квадратный кирпич формата 49–50×49–50×10–11 см. Позднее его сменил более мелкий кирпич со сторонами от 32 до 33 см [Scerrato, 1966, p. 10–11, 13, 18–20; Gnoli, 1993; Genito, 2012, p. 374, 376, 377].
10 Иная картина наблюдается в среднеазиатских сатрапиях державы Ахеменидов. Здесь ещё с доахеменидского времени использовался прямоугольный кирпич, который в дальнейшем постепенно замещался квадратным [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 180; Мокробородов, 2013; Пилипко, 2024, с. 178]. Раньше других областей этот переход произошел в Хорезме. На городище Кюзели-гыр, возникшем на рубеже VII–VI вв. до н.э. и покинутом не позднее середины или конца V в. до н.э. [Болелов, 2019, с. 64], сначала применялся кирпич стандарта 52×26×10 см. На более поздних стадиях строительства зафиксировано использование кирпича формата 34×34 см и 40×40×10 см [Вишневская, Рапопорт, 1997, с. 159–160]. В усадьбе Дингильдже, датируемой V в. до н.э. [Болелов, 2019, с. 64], стены в основном возводились из квадратного или почти квадратного кирпича формата 43–45×40–44×11–12 см, хотя использовался и кирпич со сторонами 50–54×40–42×12–13 см [Воробьева, 1973, с. 89]. На рубеже V–IV вв. до н.э. стены Большой Айбуийр-калы были сооружены из кирпича со сторонами 40–42×42–43×9–13 см [Мамбетуллаев, 1990, с. 94–95, 98, 101]. Аналогичный кирпич – 40×40×10 см – применялся и при строительстве дворца на городище Калалы-гыр 1 на рубеже V–IV вв. до н.э. [Рапопорт, Лапиров-Скобло, 1963, с. 143]. Практически в то же самое время в Хазараспе использовался кирпич несколько больших размеров: 45×44×11 см [Воробьева и др., 1963, с. 168, 170, 198]. Стены и пол Западного загородного комплекса (ЗЗК) Большого Кырк-Кыза, датируемого не ранее рубежа IV–III вв. до н.э., были выполнены из сырцовых кирпичей размером 40–42×40–42×11–12 см [Балахванцев, Двуреченская, 2022, с. 38, 43; 2023, с. 28]. Наконец, в Елхарасе на рубеже IV–III вв. до н.э.7 размер стороны квадратного кирпича варьировался от 40 до 49 см8 при толщине 10–14 см [Гертман, 1991, с. 277].
7. О дате основания Елхараса см. [Bongard-Levin, Koshelenko, 2007, p. 49–50 (c предшествующей литературой].

8. Применение квадратного кирпича формата 48–50×48–50 см зафиксировано и на Бурлыкале в ходе работ российско-каракалпакской экспедиции в мае 2024 г. Материал пока не опубликован.
11 В Согде стены Афрасиаба в VII(?)–VI вв. до н.э. сооружались из плоско-выпуклого кирпича формата 42–46×30–33×5–9 см, 44×27×7 см, 52×25×9 см, 55–60×27–30×8–10 см, а при Ахеменидах стал использоваться плоский продолговатый кирпич с размерами 52×25×11 см, 58×25×11 см, 62×22×12,5 см, 62×27×10 см, 67×28×12 см, 70×26×11 см [Иневаткина, 2002, с. 26–27, 30]. Однако на городище Коктепа, расположенном в 25–30 км к северу от Самарканда, квадратный кирпич формата 44–46×44–46×12–14 см применялся уже в ахеменидское время [Исамиддинов, Рапен, 2000, с. 204]. Внутренняя стена Еркургана в середине I тыс. до н.э. была построена из прямоугольного кирпича со сторонами 48–54×32–36×10–15 см [Сулейманов, Туребеков, 1978, с. 61–62]. Самая ранняя строительная конструкция Пайкенда – платформа – была сооружена из плоско-выпуклого кирпича формата 45–47×25×8–9 см и 50–54×24–26×8–9 см, а возведенная в первой половине III в. до н.э. непосредственно на ней первая крепостная стена цитадели – уже из прямоугольных и квадратных кирпичей со сторонами 50×?×9–10 см, 43–45×?×11 см, 45×45×10 см и 42×34×10 см [Омельченко, Мокробородов, 2019, с. 94, 101, 103].
12 Особый интерес представляют материалы из Бактрии. Так, на поселении Кызылтепе (Сурхандарьинская обл., Миршадинский оазис) в слоях VI–V вв. до н.э. фиксируется кирпич размера 40–48×27–29×9–12 см [Сагдуллаев, 1987, с. 21, 40]. На расположенной в непосредственной близости от него усадьбе Кызылча 6 в это же время применялся кирпич формата 37–42×25–28×9–12 см, который в IV в. до н.э. стал несколько меньше: 36–38×24×8–10 см [Сагдуллаев, 1987, с. 21, 40, 42]. В крепости Талашкантепе I (Сурхандарьинская обл., Шерабадский оазис) на этапе Кучук IV, который датируется концом VI–V вв. до н.э., отмечено использование кирпича формата 60–62×29–30×10–12 см [Шайдуллаев, 2000, с. 52, 92, 106]. На поселении Киндыктепа (Сурхандарьинская обл., Байсунский район) верхняя часть стены, датируемая VI в. до н.э., сложена из прямоугольного кирпича со сторонами 42×28×10 см и 46×30×10 см [Сагдуллаев, 2005, с. 306]. На соседнем памятнике Газимуллатепа в ахеменидский период использовался кирпич размера 58×28×12 см [Ртвеладзе, 2007, с. 89]. На Тиллятепе в Северном Афганистане в ахеменидское время в ходу был кирпич формата 46–60×24–32×8–11 см [Сарианиди, 1989, с. 6, 37]. На Кампыртепа в конце IV – первой половине III в. до н.э. всё ещё использовался прямоугольный кирпич со сторонами 48×24–30×9 см, 50×30×9 см, 50×40×10 см, 52×26–28×9 см, 52×26×10–11 см, 53×30×9 см [Двуреченская, 2015, с. 199; Ртвеладзе, 2017, с. 71].
13 Число рассматриваемых памятников можно легко приумножить [Мокробородов, 2013, с. 14–16], но и приведённых выше данных вполне достаточно для того, чтобы отвергнуть предположение о датировке тахтисангинского кирпича ахеменидским временем.
14

Колонные базы
15 Можно ли утверждать, что композитный характер колонных баз свидетельствует об изготовлении последних в ахеменидскую эпоху? Появлению такого представления невольно способствовал Б.А. Литвинский, утверждавший, что тахтисангинские базы со съёмными торами примыкают к аналогичным ахеменидским базам из Западного Ирана и предшествуют монолитным базам из Ай-Ханум [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 141, 153]. Однако даже имевшиеся к концу XX в. факты плохо укладывались в прокрустово ложе теории, представляющей генеральную линию развития колонных баз в виде превращения композитных ахеменидских в монолитные эллинистические. После же появления в начале нашего века новых данных определённая корректировка схемы Б.А. Литвинского стала абсолютно необходимой [Балахванцев, 2017, с. 88].
16 Монолитные торовидные базы появились уже в ассирийское время [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 145] и продолжали использоваться при Ахеменидах. Базы из дворца S в Пасаргадах с двуступенчатым плинтом и круглым тором были изготовлены из одного блока чёрного камня [Stronach, 1978, p. 59, pl. 54]. Сравнительно недавно монолитные базы с двухступенчатым плинтом и круглым тором9 были открыты в портике [Балахванцев, 2017, рис. 8] и жилых помещениях [Babayev et al., 2016, Abb. 18, 22–23] ахеменидского дворцового комплекса в Караджамирли (Шамкирский район Азербайджана).
9. Их общую характеристику см. у Ф. Кнаусса [Babayev et al., 2016, S. 181–182]. К сожалению, автор не останавливается специально на вопросе, были ли торы и плинты изготовлены из одного блока, но на фотографиях отчетливо видно, что базы являются монолитными.
17 C другой стороны, наиболее близкие аналогии тахтисангинским базам с двухступенчатым плинтом и съёмным тором встречаются в древнейших сооружениях Старой Нисы, которые не могут датироваться ранее III в. до н.э. [Балахванцев, 2017, с. 88 (с предшествующей литературой)]. Всё это с неизбежностью доказывает параллельное бытование композитных и монолитных баз в VI–III вв. до н.э., а, может быть, и позднее10. Очевидно, что выбор конструкции торовидных баз в первую очередь определялся качеством имевшегося в распоряжении строителей материала и уровнем мастерства каменотесов11.
10. В 2017 г. к западу от цитадели Тахти-Сангина была обнаружена колонная база, которая, судя по фотографии, состояла из квадратного плинта и круглого тора. Из текста публикации невозможно понять, была ли эта база, которую М. Желен посчитала греко-бактрийской, композитной или монолитной [Желен, 2022, с. 154, илл. 5]. В дальнейшем находке было суждено претерпеть довольно странные метаморфозы. Сначала Н. Ходжаева в своей монографии [Ходжаева, 2023(1), с. 55] без комментариев воспроизвела определение М. Желен, но затем в статье, вышедшей буквально через несколько дней, отнесла базу к числу ахеменидских [Ходжаева, 2023(2), с. 64, 75].

11. Переход из квадратной плоскости в круглую является сравнительно сложной операцией, требующей от мастера высокой квалификации [Boucharlat, 2018, p. 19, not. 12]. Пользуясь случаем, замечу, что последнее обстоятельство не позволяет полностью согласиться с подходом А.П. Дружининой, видящей в качестве обработки колонных баз только хронологический признак [Дружинина, 2023, с. 30]. Между тем, качество обработки зависело как от квалификации мастеров, так и от иерархии помещений, для которых были предназначены торовидные базы.
18

Керамика
19 Фрагменты позднеахеменидской керамики с подкосом из швов стен теменоса храма Окса были известны уже Б.А. Литвинскому и И.Р. Пичикяну [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 119–120], однако это не повлияло на их хронологические выводы12. И дело не только в том, что на памятнике ни тогда, ни позднее не были открыты слои, которые можно было бы датировать ахеменидским временем. В IV в. до н.э. в среднеазиатских сатрапиях державы Ахеменидов бытовали керамические комплексы типа Яз III. После завоевания Восточного Ирана в 330–327 гг. до н.э. македонской армией ни сам Александр, ни его сатрапы, ставшие впоследствии независимыми правителями, ни основатель династии Селевкидов Селевк I и его сын Антиох, разумеется, не пытались навязать местному населению эллинскую керамику. В последней трети IV – первых десятилетиях III в. до н.э. оно продолжало производить и использовать сосуды, генетически связанные с позднеахеменидским периодом [Гаибов, 2004, с. 606; Болелов, 2014, с. 65; Пилипко, 2024, с. 181]. В.Н. Пилипко совершенно обосновано предлагает выделить керамику этого времени в отдельную стадию Яз IIIb [Пилипко, 2024, с. 181, 191].
12. Аналогичным образом находки фрагментов керамических форм, появившихся ещё в ахеменидский период, не привели исследователей Ай-Ханум к выводу о возникновении нижнего города до эпохи Александра [Лионне, 2019, с. 149].
20 Такая керамика известна из поселений подгорной полосы Копетдага и хорезмийского памятника Кош-калы Кабаклинской [Пилипко, 2024, с. 181–191, 193–195], на Гяур-кале и Эрк-кале в Маргиане [Гаибов, 2004, с. 604–605], в Пайкенде [Омельченко, Мокробородов, 2019, с. 99, 101, 111], Афрасиабе, Коктепа, Сарытепе 2 [Лионне, 2019, с. 150 (с предшествующей литературой)], усадьбе Кызылча 6 [Сагдуллаев, 1987, с. 29], Гишттепа [Мокробородов, 2007, с. 149–151], Курганзоле, Джигатепе [Болелов, 2014, с. 65 (с предшествующей литературой)], Кампыртепа [Двуреченская, 2015, с. 208], Байтудаште II [Абдуллаев, 1987, с. 39]. Она характеризуется как сохранением традиционных цилиндроконических форм, полусферических плоскодонных кубков и чаш, манжетовидных венчиков, так и появлением новых признаков в виде стирания грани между цилиндром и конусом, изменения формы венчиков хумчей [Сагдуллаев, 1987, с. 29–30; Шайдуллаев, 2000, с. 106; Болелов, 2014, с. 65; Двуреченская, 2015, с. 208].
21 Керамический комплекс эпохи эллинизма формируется в Бактрии и соседних сатрапиях державы Селевкидов не ранее начала III в. до н.э. под сильным греческим влиянием [Гаибов, 2004, с. 606; Болелов, 2014, с. 65; Пилипко, 2024, с.  191]. Такое влияние, в свою очередь, стало возможным благодаря массовому переселению эллинов в «верхние» сатрапии, а также трудовой кооперации греческих и местных мастеров [Балахванцев, 2017, с. 54]. При этом необходимо учесть, что изменения в керамике и материальной культуре в целом происходили постепенно и в разных местах по-разному: быстрее в Бактрах и Антиохии Маргианской, где должно было быть сравнительно много эллинов, и гораздо медленнее в удалённых от административных центров районах вроде Тахти-Сангина.
22

Заключение
23 Анализ сырцовых кирпичей, колонных баз и керамики из храма Окса показывает, что достаточных оснований отказываться от обоснованной Б.А. Литвинским даты постройки святилища в Тахти-Сангине13 не существует. Однако значение рассмотренных в статье археологических источников далеко выходит за рамки хронологии только одного памятника. Сохранение формата кирпичей и керамических форм при переходе от ахеменидской к эллинистической эпохе служит наглядным предостережением попыткам прямолинейной синхронизации изменений, стремительно происходивших в политической сфере, и гораздо более неспешных процессов эволюции материальной культуры.
13. Б.А. Литвинский предполагал, что основание храма произошло в период наместничества сына Селевка I Антиоха в «верхних» сатрапиях [Литвинский, Пичикян, 2000, с. 368]. По мнению моей коллеги Е.М. Берзон, прозвучавшему на симпозиуме 2023 г., клинописные источники позволяют датировать начало осуществления Антиохом своих полномочий в Бактрии 297 г. до н.э. Возможно, что закладка храма Окса имела место именно в это время.

References

1. Abdullaev A. Monuments of the Early Iron Age in the Panj District. The Past of Central Asia. Ed.: V.A. Ranov. Dushanbe: Donish, 1987. Pp. 38–44 (in Russian).

2. Balakhvantsev A.S. A Political History of Early Parthia. Moscow: IOS RAS, 2017 (in Russian).

3. Balakhvantsev A.S., Dvurechenskaya T.O. Excavation of the Western Suburban Complex of Bol’shoy K’irk-K’iz in 2021. Vostok (Oriens). 2022. No. 1. Pp. 36–45 (in Russian).

4. Balakhvantsev A.S., Dvurechenskaya T.O. Excavation of the Western Suburban Complex of Bol’shoy K’irk-K’iz in 2022. Vostok (Oriens). 2023. No. 2. Pp. 26–36 (in Russian).

5. Bolelov S.B. Notes on the Bactrian Pottery (on the Question about Dating the Cast Form of the Bronze Cauldron from the Temple of Oxus, Takhti-Sangin). Russian Archeology. No. 2. Pp. 64–74 (in Russian).

6. Bolelov S.B. Khumbuztepa. The Production Center of the Early Iron Age in South Chorasmia (Archaeological Studies 1996–1997). The Age of Empires. Eastern Iran from the Achaemenids to the Sassanians: History, Archaeology, Culture. Proceedings of the International Scholarly Conference Dedicated to the Memory of Boris Anatolevich Litvinsky (Moscow, April 16–18, 2018). Eds.: A.S. Balakhvantsev, N.A. Makkaveev. Moscow: IOS RAS, 2019. Pp. 23–66 (in Russian).

7. Vishnevskaya O.A., Rapoport Yu.A. The Site of Kyuzeli-gyr. On the Early Stage of the History of Khorezm. Journal of Ancient History. 1997. No. 2. Pp. 150–173 (in Russian).

8. Vorobyova M.G. Dingildzhe. Estate of the Middle of the 1st Millennium BC in Ancient Chorasmia. Moscow: Nauka, 1973 (in Russian).

9. Vorobieva M.G., Lapirov-Skoblo M.S., Nerazik E.E. Archaeological Works in Khazarasp in 1958–1960. Materials of the Chorasmian Expedition. Iss. 6. Moscow: Nauka, 1963. Pp. 157–200 (in Russian).

10. Gaibov V.A. The Early Hellenistic Margian Ceramics. Journal of Historical, Philological and Cultural Studies. 2004. Iss. XIV. Pp. 600–608 (in Russian).

11. Gertman A.N. Mud Bricks of Kaparas and Elkharas. Antiquities of South Chorasmia. Proceedings of the Chorasmian Expedition. Vol. XVI. Moscow: Nauka, 1991. Pp. 277–286 (in Russian).

12. Dvurechenskaya N.D. On the Early Hellenistic Pottery of Bactria (on the Basis of a Closed Complex from the Terrace House at Kampyrtepa). Memoirs of the Oriental Department of the Russian Archaeological Society. 2015. Vol. III (XXVIII). Pp. 197–228 (in Russian).

13. Druzhinina A.P. Building Elements and Objects of the Achaemenid Period from the Temple of Oxus. Takht-i Sangin as an Example of the Synthesis of the Civilizations of East and West. Proceedings of the International Scientific Symposium. Dushanbe: Donish, 2023. Pp. 23–45 (in Russian).

14. Gelin M. Takht-i Sangin, 2017. Preliminary report. Archaeological works in Tajikistan. 2022. Iss. 42. Pp. 153–162 (in Russian).

15. Inevatkina O.N. Fortification of the Acropolis of Ancient Samarkand in the Middle of the First Millennium BC. Material Culture of the East. Iss. 3. Moscow, 2002. Pp. 24–46 (in Russian).

16. Isamiddinov M., Rapen K. The Koktepa Settlement and Some Issues of Early Urbanization of Samarkand Sogd. Central Asia. Archaeology. History. Culture. Ed.: O.N. Inevatkina. Moscow: Peresvet, 2000. Pp. 203–204 (in Russian).

17. Iskenderov E., Knauss F., Kaniuth K. Archaeological Excavations of the Garadzhamirli Complex. Research on the Archeology of Azerbaijan. Ed.: N. Museibli. Baku: IAE, 2019. Pp. 115–128 (in Russian).

18. Lyonnet B. Hellenistic Ceramic from the Heroon of Kineas in Aï Khanum (Afghanistan). The Age of Empires. Eastern Iran from the Achaemenids to the Sassanians: History, Archaeology, Culture. Proceedings of the International Scholarly Conference Dedicated to the Memory of Boris Anatolevich Litvinsky (Moscow, April 16–18, 2018). Eds.: A.S. Balakhvantsev, N.A. Makkaveev. Moscow: IOS RAS, 2019. Pp. 137–152 (in Russian).

19. Litvinsky B.A. The Temple of Oxus in Bactria (South Tajikistan). Vol. 3. Art. Fine Art. Musical Instruments. Moscow: Vostochnaya Literatura, 2010 (in Russian).

20. Litvinsky B.A., Pichikian I.R. Hellenistic Temple of Oxus in Bactria (South Tajikistan). Vol. 1. Excavations. Architecture. Religious Life. Moscow: Vostochnaya Literatura, 2000 (in Russian).

21. Mambetullaev M. Great Aybuyir-Kala Settlement (1976–1977 and 1981 Excavations). Archeology of the Aral Region. Iss. IV. Tashkent: Fan, 1990. Pp. 91–131 (in Russian).

22. Mandelstam A.M. Nomads on the Way to India. Moscow, Leningrad: Nauka, 1966 (in Russian).

23. Mokroborodov V.V. Gishttepa in the Village of Pashkhurt. Preliminary Results of Research in 2004–2006. Transoxiana – Mavarannahr. A Collection of articles. Papers in honor of Academician E.V. Rtveladze on the Occasion of the Sixty Fifth Anniversary from his Students and Colleagues. Tashkent: Sa’nat, 2007. Pp. 148–155 (in Russian).

24. Mokroborodov V.V. The Format of a Mad Brick as an Additional Source on Chronology of Sites of the Early Iron Age. Archaeology of Uzbekistan. 2013. No. 1 (6). Pp. 12–20 (in Russian).

25. Omelchenko A.V., Mokroborodov V.V. Ceramic Complexes of the Hellenistic Time of Paikend: New Data. The History of Material Culture of Uzbekistan. 2019. Iss. 40. Pp. 92–114 (in Russian).

26. Pilipko V.N. About the Final Stage of Active Use of Ceramic Complexes of the Yaz III Type. Bactria. Vol. 2. Materials of Archaeological Research of the Hellenistic Fortress of Uzundara and the “Great Bactrian Wall” in 2022. New data on Eastern Hellenism. Moscow: IA RAS, 2024. Pp. 177–195 (in Russian).

27. Pichikian I.R. Culture of Bactria (Achaemenid and Hellenistic periods). Moscow: Nauka, 1991 (in Russian).

28. Rapoport Y.A., Lapirov-Skoblo M.S. Excavations of the Palace Building at the Kalaly-gyr 1 Settlement, 1958. Materials of the Chorasmian Expedition. Iss. 6. Moscow: Nauka, 1963. Pp. 141–156 (in Russian).

29. Rtveladze E.V. Archaeological Research in Bandykhan in 1974–1975. Review of the Boysun Scientific Expedition. Iss. 3. Archaeology, History and Ethnography. Tashkent, 2007. Pp. 67–95 (in Russian).

30. Rtveladze E.V. Kampyrtepa – Alexandria Oxiana: The City and Fortress on the Oxus in the Hellenistic and Post-Hellenistic Epochs (from late 4th till 1st century BC). Tashkent: Sa’nat, 2017 (in Russian).

31. Sagdullaev A.S. Estates of Ancient Bactria. Tashkent: Fan, 1987 (in Russian).

32. Sagdullaev A.S. Survey of Bandykhan 2 Settlement and Excavations at Mound 1 of Saryband Burial Ground. Review of the Boysun Scientific Expedition. Iss. 2. History and Traditional Culture of Boysun. Tashkent, 2005. Pp. 305–306 (in Russian).

33. Sarianidi V.I. Temple and Necropolis of Tillyatepe. Moscow: Nauka, 1989 (in Russian).

34. Suleimanov R.Kh., Turebekov M. Stages of Development of the Fortification System of Erkurgan. History of Material Culture of Uzbekistan. 1978. Iss. 14. Pp. 60–65 (in Russian).

35. Khojaeva N.J. Takht-i Sangin in the History and Culture of Central Asia. Dushanbe: Donish, 2023(1). (in Russian).

36. Khojaeva N.J. A New Look at the Problem of Dating of Takht-i Sangin. Takht-i Sangin as an Example of the Synthesis of the Civilizations of East and West. Proceedings of the International Scientific Symposium. Dushanbe: Donish, 2023(2). Pp. 64–82 (in Russian).

37. Shaydullaev Sh.B. Northern Bactria in the Period of Early Iron Age. Tashkent, 2000 (in Russian).

38. Askari Chaverdi A., Callieri P. Tol-e Ajori and Takht-e Jamshid: a Sequence of Imperial Projects in the Persepolis Area. East and West. 2020. Vol. 1 (60). Pp. 177–204.

39. Atai M.T., Boucharlat R. An Achaemenid Pavilion and Other Remains in Tang-i Bulaghi, Tang-i Bulaghi Reports 4: TB 85–34. ARTA. 2009. Vol. 5. Pp. 1–33.

40. Babayev I., Knauss F., Ališov N., Balakhvantsev A., Gagošidze I., Güttte M., Gutschke F., Laliašvili Š. Die achaimenidische Residenz bei Karacamirli. Ausgrabungen auf dem Gurban Tepe, auf dem Rizvan Tepe und bei Dara Yatax. Vorbericht über die 5., 6. und 7. Kampagne 2010, 2011, 2013. Archäologische Mitteilungen aus Iran und Turan. 2016 [2019]. Bd. 48. S. 143–187.

41. Bernard P. L’Asie Centrale et l’Empire Séleucide. Topoi. Orient – Occident. 1994. Vol. 4(2). P. 473–511.

42. Bongard-Levin G.M., Koshelenko G.A. The Puzzle of Elkharas. East and West. 2007. Vol. 55. Pp. 41–53.

43. Boucharlat R. Other Works of Darius and His Successors. The Palace of Darius at Susa. The Great Royal Residence of Achaemenid Persia. Ed.: J. Perrot. London: I.B. Tauris, 2013. Pp. 358–407.

44. Boucharlat R. Les traces archéologiques des palais achéménides de Hamadan. ARTA. 2018. Vol. 2. Pp. 1–34.

45. Boucharlat R., Labrousse A. Le palais d’Artaxerxès II sur la rive droite du Chaour à Suse. Cahiers de la Délégation Archéologique Française en Iran. 1979. T. 10. Pp. 21–136.

46. Francfort H.-P. Takht-i Sangin: on the Pre-Hellenistic Finds. Takht-i Sangin as an Example of the Synthesis of the Civilizations of East and West. Proceedings of the International Scientific Symposium. Dushanbe: Donish, 2023. Pp. 6–22.

47. Gagoshidze I. South Caucasus and Achaemenids. Beyond Aragats. Archaeological Studies in Memory of Telemak Khachatryan. Eds.: H. Avetisyan, A. Bobokhyan. Yerevan: Gitutyun, 2018. Pp. 225–232.

48. Genito B. An Achaemenid Capital of the Imperial Periphery: Zranka/Drangiana/Sistan. Persepolis and its Settlements, Territorial System and Ideology in the Achaemenid State. Eds. G.P. Basello, A.V. Rossi. Napoli, 2012. Pp. 365–386.

49. Ghirshman R. Village Perse-Achéménide (Mémoires de la Mission Archéologique en Iran. T. XXXVI). Paris, 1954.

50. Gnoli G. Dahan-i Gulaman. Encyclopaedia Iranica. 1993. Vol. VI (6). Pp. 582–585.

51. Hesse A. Métrologie statistique d’éléments architecturaux des palais achéménides de Suse (briques et bases carrées). Cahiers de la Délégation archéologique française en Iran. 1972. T. 2. Pp. 219–241.

52. Perrot J., Le Brun A., Labrousse A. Recherches archéologiques à Suse et en Susiane en 1969 et en 1970. Syria. 1971. T. 48 (1–2). Pp. 21–51.

53. Sarraf M.R. Neue architektonische und städtebauliche Funde von Ekbatana-Tepe (Hamadan). Archäologische Mitteilungen aus Iran und Turan. 1997 [1998]. Bd. 29. S. 321–339.

54. Scerrato U. Excavations at Dahan-i Ghulaman (Seistan-Iran), First Preliminary Report (1962–1963). East and West. 1966. Vol. 16. Pp. 9–30.

55. Schmidt E.F. Persepolis. Vol. I. Structures, Reliefs, Inscriptions. Chicago: The University of Chicago Press, 1953.

56. Stronach D. Pasargadae. A Report on the Excavations Conducted by the British Institute of Persian Studies from 1961 to 1963. Oxford: Clarendon Press, 1978.

Comments

No posts found

Write a review
Translate