Везде
Iran's "heroic flexibility" in the Western Balkans
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Iran's "heroic flexibility" in the Western Balkans
Annotation
PII
S086919080031285-0-1
DOI
10.31696/S086919080031285-0
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Elena Ponomareva 
ORCID: 0000-0001-8370-8597
Occupation: Professor of Comparative Politics Department
Affiliation: Moscow State Institute of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of Russian Federation
Address: Moscow, 76 Prospect Vernadskogo, room 3026, Moscow, Russian Federation, 119454.
Elena S. Arlyapova
Affiliation: Institute of System-Strategic Analysis (ISSA)
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 4
Pages
102-112
Abstract

Due to similarities in culture, religion, and discourse, Iran considers the Western Balkans as the "Eastern World in the West." Even in difficult conditions of confrontation with many leading players in world politics and the major beneficiaries of the Balkan regional agenda, Tehran managed to develop an effective strategy for penetrating and maintaining its presence in the Western Balkans. Iranian "investments" lie in education, culture, theology, and philosophy. Its public diplomacy draws all possible on the few commonalities that historically connect the country with the region (even finding the key to using the Turkish heritage for its purposes) and keeps forging new ties.

Numerous Iranian research centers and institutes in the region have been focusing on this work for over thirty years. Iranian foreign policy structures regard cultural diplomacy as a crucial factor in decision-making between countries in various fields and rightly believe that Tehran has all opportunities to advance in this direction.

The Iranian strategy in religious matters is similar: Tehran not only exports Shiite knowledge and revolutionary Islamic discourse but also attempts to interpret the baggage of Balkan Islamic mystics as a Shiite heritage. The combination of the active dissemination of the Iranian narrative among the Western Balkan Muslims with a focus on the formation of a loyal Islamic intellectual elite has justified itself.

However, relations between Iran and the Balkan states go far beyond religious frames: the rapprochement with Orthodox Serbia and the ongoing political “clinch” with almost the same faith Albania illustrate that.

Keywords
Iran, Western Balkans, Iranian narrative, Shia discourse, cultural diplomacy, international relations
Received
14.06.2024
Date of publication
25.08.2024
Number of purchasers
4
Views
87
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf 200 RUB / 1.0 SU

To download PDF you should pay the subscribtion

Full text is available to subscribers only
Subscribe right now
Only article and additional services
Subscription benefits
200 RUB / 1.0 SU
Whole issue and additional services
Subscription benefits
1840 RUB / 0.0 SU
All issues and additional services for 2024
Subscription benefits
0 RUB /  SU
1 Какие бы технологии дегуманизации последние годы ни использовались в отношении Ирана, по факту, внешняя политика страны «основывается на амбициях и представлениях Тегерана о том, откуда исходит угроза. Приоритетным для него является выживание Исламской республики в том виде, в котором она сейчас существует» [Milani, 2009, p. 46]. Реализуя этот подход, руководство страны прежде всего старается оперативно реагировать на угрозы «Большого сатаны» – именно так Р. Хомейни характеризовал США [Buck, 2009, р. 136]. Противостояние и не всегда прямые столкновения интересов и позиций сторон происходят в разных частях мира, в том числе на Балканах. В трудных условиях конфронтации и санкционного давления страна смогла выработать и продемонстрировать «миру новую дипломатию, “героическую гибкость”, предложенную верховным лидером Али Хаменеи, которая открыла новые возможности Ирана во внешней политике» [Хакимов, 2018, с. 88]. К этому следует добавить, что несмотря на произошедшие за последние два десятилетия изменения во внешнеполитическом курсе республики, связанные с присутствием во власти и обществе как прозападных, так и исламо-консервативных политических сил [Мамедова, 2014; Филин, 2014], Исламская Республика по-прежнему «обладает огромным цивилизационным опытом и арийско-иранской идентичностью, в случае необходимости выдвигаемыми на первый план» [Ближний Восток, 2020, c. 106].
2 Цель данной статьи дать картину реализации иранской стратегии сохранения присутствия на Западных Балканах, обрисовать ее контуры, оценить имеющиеся и формирующиеся тренды. Регион интересен для Ирана по целому ряду параметров. Это наличие благодатной почвы для культурного присутствия: ирано-персидские, исламо-шиитские и исламо-суннитские культурно-религиозные коды привлекательны для многих балканских мусульман. В тоже время глобализация, сопровождаемая наложением традиций и ценностей, открывает новые возможности для проникновения в православные страны. Не менее важной для Ирана является возможность сохранить за собой «точку входа» в Европу, расширить санкционные границы. Получается это не всегда, но упорство и умение преодоления Тегераном политических барьеров следует изучать.
3 ПОЛИТИКА ИРАНА В БОСНИИ: ОТ ВОЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ К КУЛЬТУРНОЙ ЭКСПАНСИИ
4 Исламская Республика Иран (ИРИ) не относится к числу традиционных внешних игроков на Западных Балканах. Активизация иранской политики в регионе началась с процессов деструкции единого югославского пространства. За последние тридцать с лишним лет наиболее тесными и оформленными стали связи с Боснией и Герцеговиной и Сербией. Обе страны имеют дипмиссии в Тегеране, а он официально присутствует в Белграде и Сараево.
5 С поддержки боснийских мусульман в 1990-х гг. обычно и начинают отсчёт современного присутствия страны в регионе, хотя плотные контакты Сараево с Тегераном были установлены еще в социалистический период. В ходе кровопролитного раздела Югославии вопреки введенному СБ ООН эмбарго на поставки оружия воюющим сторонам Иран оказывал военную помощь (людьми и техникой) руководству боснийских мусульман во главе с А. Изетбеговичем [Bardos, 2013, p. 62]. В редком, ad hoc, партнерстве с Турцией и Тунисом в июне 1992 г. Тегеран созвал экстренную встречу государств-членов Организации исламского сотрудничества в Стамбуле, на которой и выступил с соответствующим предложением. Эта инициатива была отклонена большинством под руководством Саудовской Аравии (СА).
6 Однако «по иронии судьбы, шесть месяцев спустя саудовско-иранское соперничество за панисламистскую ауру привело к аналогичной (но в этом раунде спонсируемой СА) конференции, созванной в Джидде» [Sheikh, 2003, p. 72]. На этот раз Эр-Рияд поддержал резолюцию, призывавшую к отмене международного эмбарго на поставки оружия боснийским мусульманам.
7 БиГ – это иллюстрация острой конкуренции за влияние в балканском регионе внутри «исламского треугольника» силы: Тегеран, Эр-Рияд, Анкара. И важно при упоминании о крепких контактах сына первого президента – Б. Изетбеговича с Ираном не забывать, что его связи с Саудовской Аравией ещё сильнее.
8 Тем не менее, в Сараево находится самое большое дипломатическое представительство Ирана в Европе. При посольстве действует Иранский культурный центр. Он проводит мероприятия с иранским и шиитским контентом, издает влиятельный журнал «Бехаристан». Главные направления – литература, лингвистика, культура и философия. Журнал выходит два раза в год и распространяется в научных и университетских кругах, культурных и религиозных центрах. В издании задействованы не только иранцы, но также боснийские интеллектуалы.
9 В стране функционируют ещё несколько успешных иранских центров. Высококачественная печать, прекрасного исполнения цифровые ресурсы (например, сайт Фонда Муллы Садры) – узнаваемые продукты их издательско-просветительской работы. Из Сараево иранские структуры транслируют свою активность на Сербию и Хорватию.
10 В то же время нынешнее присутствие Ирана в Боснии далеко от пиковых значений второй половины 1990-х гг., когда в орбите иранского влияния находился максимально широкий спектр вопросов, связанных с делами этой балканской страны. К 1997 г. у Тегерана было «около двухсот агентов в различных боснийских институтах» [Bardos, 2013, p. 61]. На его территории проходили обучение военные и полицейские БиГ. В дальнейшем Иран уже не имел такого уровня влияния в сфере безопасности и сосредоточился на «гражданской» работе.
11 Появившись в регионе намного позднее многих других игроков, Иран сумел воспользоваться политической динамикой 1990-х гг. и заявить о себе –конкретно в БиГ. Движение Тегерана к большей роли и влиянию остановили Дейтонские соглашения. Бенефициаром международного протектората ООН из числа исламских игроков выглядела, скорее, Турция, получившая место в Совете по выполнению Мирного соглашения и его руководящем комитете. Значение Ирана для боснийских элит в свете этих событий померкло.
12 К снижению роли Тегерана массу усилий приложили западные акторы, озабоченные быстрым ростом его популярности. К 1995 г. «исключительно положительно» Иран оценивали 86% боснийских мусульман (бошняков) [Bardos, 2013, p. 61]. Есть мнение, что «если бы боснийцам предстояло выбирать между ЦРУ и иранцами, то они в любой из дней выбрали бы иранцев» [Cafiero, 2022]. Сегодня же, по данным западных агентств, 80% бошняков благосклонно оценивают США.
13 Огромным разочарованием иранцев стало голосование БиГ в Совете Безопасности ООН за ужесточение санкций в отношении Ирана в 2010 г. «Это был первый случай в истории независимой Боснии, когда Тегеран надеялся и ждал солидарности со стороны Сараево» [Vatanka, 2022]. Но его ожидания не оправдались. Далее была высылка иранских советников и дипломатов из БиГ и продолжение дистанцирования под давлением США, ЕС и НАТО.
14 Тем не менее, и в условиях активного противодействия Иран не оставил своих усилий по дальнейшей, но теперь качественно другой – религиозно-культурной – экспансии. Настойчивость была вознаграждена. В декабре 2022 г. глава боснийского МИД пригласила иранского коллегу в Сараево с визитом. А в ответ на бойкот встречи со стороны представителей боснийских сербов и хорватов министр Б. Туркович заявила: «Иран – наш друг и партнёр, а также единственная страна, которая безоговорочно поддерживает территориальную целостность и независимость Боснии и Герцеговины. Они поддерживали нас во время обороны и восстановления, за что мы им по-прежнему благодарны» [Turcović, 2022]. Иранская сторона на страницах своих СМИ ответила в том же духе дружбы и партнерства, отметив рост товарооборота между странами и выразив надежду на расширение экономических связей и сотрудничества. Интенсификация контактов для многих стала неожиданностью, поскольку ещё совсем недавно утверждалось, что расцвет Ирана в этой европейской стране уже позади.
15 ДИНАМИКА ИРАНО-СЕРБСКИХ ОТНОШЕНИЙ
16 Особого рода связи Ирана с Сербией. В 2017 г. 80-летие отметила история дипломатических отношений между странами (включая время Югославии). Сербский МИД характеризует их как «хорошие, с регулярными контактами между официальными лицами и взаимной поддержкой в международных организациях» [Iran, 2024]. Существенную роль в последнем, конечно, играет непризнание Ираном самопровозглашенного Косово. Принципиальная позиция в данном вопросе оценивается сербами как «дополнительный знак качества» отношений между Тегераном и Белградом. Хотя на уровне общественного сознания цепко хранится память о том, на чьей стороне была Исламская Республика в годы боснийской войны.
17 В практической плоскости тренд на сближение вылился в либерализацию визового режима вплоть до полной отмены виз в августе 2017 г. ЕС посчитал решение Сербии наградой иранцев «за непризнание своей бывшей провинции». Белград обосновывал свои действия стремлением развить туризм и привлечь долгосрочные инвестиции. В марте 2018 г. после 27-летнего перерыва было возобновлено прямое авиасообщение между Сербией и Ираном. Услуга на фоне либерализации визового режима оказалась чрезвычайно востребована. При запланированном количестве рейсов авиакомпании «IranAir» дважды в неделю билеты были полностью раскуплены на период до конца лета. Через неделю после начала полетов зашла речь о подключении к работе второго по величине иранского авиаперевозчика «Qeshm Air».
18 Но внешнее давление в визовом вопросе было велико. Официальной мотивацией стали соображения безопасности. По данным ЕС, за год действия соглашения возросло число иранцев, ищущих убежища в Сербии: 7000 чел. прибывших в качестве туристов не имели намерения возвращаться в Иран; в 2018 г. 1100 чел. официально попросили убежища [Tehran, 2018]. По мнению экспертов ЕС, иранцы использовали безвиз с Сербией для дальнейшей миграции в Евросоюз.
19 Под таким натиском безвизовый режим продержался чуть более года. Отмена произошла стремительно: 8 октября 2018 г. сербским правительством было принято решение об отмене визовых договоренностей, на следующий день оно было опубликовано в «Официальном вестнике Республики Сербия», а уже 17 октября вступило в законную силу. Ныне свободный въезд и пребывание предусмотрены только для держателей дипломатических и официальных паспортов. Так жесткая политика ЕС одержала верх и нивелировала проявленную сербами инициативу.
20 Откат в визовом вопросе снизил интенсивность контактов, но двусторонние отношения продолжили развиваться. В 2019 г. сербские парламентарии посетили Тегеран. Тема встречи – устранение торговых барьеров и активизация экономических связей. В 2020 г. мэйнстримом стала пандемия. Актуальную проблематику обсудили сначала главы МИД, а затем и президенты двух стран. Беседа на высоком уровне состоялась в июне 2020 г. В ней прозвучали важные напоминания о том, что Сербия «всегда выступала против введения санкций и давления на Иран», а последний, в свою очередь, сохраняет «независимую позицию по различным международным вопросам и уважает территориальную целостность и суверенитет других правительств и наций» [Iran-Serbia, 2020]. Ранее член кабинета министров Сербии на встрече с новым послом ИРИ в Белграде назвал Иран дружественным государством и выразил уверенность, что в будущем страны будут поддерживать друг друга в большинстве международных вопросов.
21 В 2021-2022 гг. общение и контакты на высоком уровне продолжились: от взаимных поздравлений с национальными и религиозными праздниками до подписания документов о сотрудничестве в ходе визита главы МИД Сербии в Тегеран. Однако главным событием стало неприсоединение сербов к европейским ограничительным мерам в отношении Ирана в июне 2022 года. Действия Белграда вызвали информационную бурю в Брюсселе.
22 Эксперты ЕС заговорили о том, что страна «подбирается опасно близко к блоку автократических и агрессивных режимов» (имея в виду Москву и Тегеран) и «поворачивается спиной к своим западным партнерам» [Dragaš, 2022]. Раздражение усиливалось тем, что практически одновременно с введением европейских рестрикций против Ирана Сербская торговая палата принимала участников совместного бизнес-форума.
23 Надо сказать, что развитие взаимодействия в экономической плоскости постоянно присутствует в актуальной повестке. Но результаты совместных усилий остаются весьма скромными. В 2019 г. товарооборот между странами был на уровне 35 млн евро со значительным преобладанием импорта для сербской стороны: 8,259 млн и 26,239 млн соответственно [Iran, 2024]. Экспортировала Сербия бумагу и картон, запчасти для железнодорожного транспорта, инструменты, кукурузу, семена подсолнечника. А ввозила преимущественно полимеры, нефтяные масла и битум, стекло и сухофрукты. В 2021 г. торговый оборот двух стран достиг 50 млн долл. [Serbia Fails, 2022], что, по ироничному замечанию критиков, равно семидневной торговле с соседней БиГ. Достигнутый объем – это рост в 115.2% к 2020 г. и единственное, чем отмечено торгово-экономическое сотрудничество на данном этапе.
24 Отсутствие внятного экономического обоснования дает повод для критики противникам сближения Сербии с Ираном и, вообще, отклонения ее от западного курса. Ирано-сербский форум вместо поддержки санкций или «частые визиты» в Белград высокопоставленных иранских чиновников без «какого-либо видимого содержания» [Dragaš, 2022] скептики относят к «дипломатическим просчетам и демаршам». В 2022 г. острейшей критике подверглись визиты замглавы МИД Ирана и самого министра в Белград, а также беседа президентов двух стран на полях заседаний Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке.
25 По мнению оппозиции, бенефициаром двусторонних отношений является Тегеран. Непризнание независимости Косово – спорный и пока единственный политический итог и одновременно ресурс в его отношениях с Белградом. Имиджевые потери Сербии при этом чрезвычайно высоки. Дополнительный ущерб репутации страны наносят «внутренние» встречи на ее территории главы иранского МИД с иранскими послами в европейских столицах [Mikovic, 2022]. Такая «площадка» в условиях санкций и ограничений на поездки официальных лиц – несомненно, помощь в работе для внешнеполитического ведомства Тегерана.
26 Не только Сербия, но и Балканы вообще, для Ирана (как для Турции и Китая, например [Arlyapova, Ponomareva, 2023]) «точка доступа в Западную Европу и путь продвижения его региональных политических и экономических интересов» [Salami, 2023]. Страна находится в постоянном поиске идей и форм возможного сотрудничества. Относительно успешными можно назвать усилия Ирана в Сербии (особенно), БиГ и Северной Македонии. Торговые показатели – 20,6 млн, 7,8 млн и 5 млн долл. на 2017 г. [Salami, 2023] соответственно и коэффициенты влияния (0, 05 – Скопье, 0,07 – Белград на 2016 г. [Rrustemi et al., 2019, p. 78]) говорят об этом. Однако и перечисленные страны, и балканский регион, в целом, имеют очень низкую зависимость от экономического партнерства с Тегераном. Кроме того, оценивая его внешнеполитические инициативы, не стоит забывать, что внутрииранские «противоречия между отдельными кланами то утихают, то нарастают, приводя к смене правительств, изменениям в экономической политике и в отношениях с внешним миром» [Мамедова, 2018, c. 162].
27 ИРАНСКОЕ ПРИСУТСТВИЕ В СЕВЕРНОЙ МАКЕДОНИИ, ЧЕРНОГОРИИ И ПОЛИТИИ КОСОВО
28 Несмотря на подписанный с Ираном Меморандум об экономическом сотрудничестве, Северная Македония как новый член Североатлантического альянса занимает предельно осторожную позицию, чтобы не расстраивать своих союзников по НАТО, а главным образом, Соединенные Штаты. До формального вступления в альянс контакты между Скопье и Тегераном были более плотными, а намерения по экономической кооперации – более определенными. По мнению иранской стороны, частный бизнес двух стран мог совместно производить товары с последующим экспортом в третьи страны, а Македония могла «стать шлюзом для выхода иранской продукции на балканский рынок» [Skopje Hosts, 2018]. Этим намерениям не суждено было сбыться, и Ирану пришлось довольствоваться сферой религии и отчасти медиа-коммуникаций в качестве канала проникновения и присутствия в стране.
29 О стремлении наращивать экономическое взаимодействие с Ираном заявляла в свое время Черногория. Но пока звучащие из года в год (по случаю вручения верительных грамот чаще всего) слова обеих сторон о готовности к укреплению двусторонних связей и отношений в области экономики, энергетики, промышленности и туризма остаются риторикой. Контакты между странами поддерживаются на не интенсивной, но регулярной основе: встречи, поздравления. Посол Черногории в ИРИ дислоцируется в Анкаре, а граждане получают визовое обслуживание в Белграде.
30 В экономической сфере данных немного. За одиннадцать месяцев 2021 г. товарооборот между странами составил 1.242.078 евро, львиная доля из которых – 1.236.438 евро – это импорт в Черногорию; статья «экспорт» – это 5640 евро [Iran-Montenegro, 2024]. Данных по иранским инвестициям за предыдущие годы нет. Как нет статистики по туристам из Ирана.
31 Что касается Косово, то, как уже отмечалось, ИРИ не признает его независимость. Причиной тому не ирано-сербское сближение. Иран видит Косово как «американский проект», подтверждение чему находит в мощнейшей военной базе США на его территории. Непризнание Ираном политии с мусульманским большинством вызвало едкие замечания со стороны США и Израиля. Под сомнение ставилась иранская приверженность исламской солидарности, и утверждалось, что, сталкиваясь с выбором между своим революционным видением и государственными интересами (как в случае с Косово), «Иран обычно отдает предпочтение последнему» [Zimmt, 2008].
32 При сохранении позиции непризнания, Тегеран не избегает попыток усиления присутствия и влияния. Его взаимодействие с местным населением ожидаемо строится на религиозном и идеологическом фундаменте: распространяются переводные религиозно-политические трактаты и иная шиитская литература, издаются журналы для исламского просвещения косоваров. В контексте неурегулированных отношений Косово с Сербией обращает на себя внимание факт осуществления Ираном своей деятельности из сербской столицы, а именно – Иранского Центра культуры при посольстве в Белграде. Кстати, популярный в мусульманских кругах журнал «Нур» начинал издаваться на сербском языке, а четыре его номера были опубликованы на албанском. Важно, что этот журнал иранцы «рассылали каждому текке1, каждому шейху, а также мусульманским интеллектуалам… В отличие от простых и популярных выступлений религиозных лидеров косовских мечетей и теккешей, дискурс иранских богословов казался более изощренным и более философски сформулированным» [Bercolli, 2021, p. 8]. Но, несмотря на некоторый интерес, отношение к шиитскому нарративу в Косово, скорее, спокойно-прохладное.
1. Текке – обитель, приют для суфиев, дом. В целом равнозначна персидской «ханаке», сирийской «завии» и арабскому «рибату».
33 Деятельностью на благо иранского влияния в Косово в разное время занимались многочисленные гуманитарные организации: инициировались курсы по изучению и преподаванию Корана, проводились мероприятия по организации шиитской общины в г. Призрен. Целевой аудиторией во всех случаях выступали текки и дервиши Косово.
34 КУЛЬТУРНАЯ ДИПЛОМАТИЯ ИРАНА НА АЛБАНСКОМ «ФРОНТЕ»
35 Наиболее сложными видятся отношения Ирана и Албании. В сентябре 2022 г. албанский премьер Э. Рама обратился к согражданам с сообщением о том, что 15 июля страна стала объектом массированной кибератаки на цифровую инфраструктуру правительства Албании с целью ее уничтожения, а также парализации государственных служб. К расследованию серии этих инцидентов Албания привлекла американские компании Mandiant и Microsoft. Выводы в отчетах нанятых организаций состояли в том, что за отключением веб-сайтов и сервисов правительства Албании стояли иранские госструктуры.
36 Эксперты полагали, что атака была местью албанскому правительству за укрывательство представителей запрещенной в Иране оппозиционной группировки Моджахеддин-э-Хальк, дислоцирующихся в Манезе на западе Албании [Zaimi, 2022]. Что касается технической стороны, то первоначальный доступ к госсетям Албании был получен примерно за 14 месяцев до совершенной атаки и далее постоянно поддерживался.
37 Албанское правительство посчитало приведенные сведения «неопровержимыми доказательствами» того, что кибератака на страну была организована ИРИ. В итоге 7 сентября 2022 г. Тирана разорвала дипломатические отношения с Тегераном.
38 МИД Ирана, в свою очередь, выступил с заявлением, осуждавшим антииранские действия. Страна отвергла предъявленные обвинения в кибератаке. И в ответ обвинила «третьи стороны» («страны-подстрекатели») в фабрикации улик.
39 Безусловно, США как центр силы выступают ориентиром в «иранском вопросе» для большинства балканских стран. Именно этот фактор определяет характер и качество ирано-албанских отношений на современном этапе. Можно сказать, что Албания сменила на этом посту БиГ: как в смысле близкого союзничества с США, так и (почти автоматически) «передовой линии» столкновения Запада с Ираном. Напряжение в отношениях между странами существует с 2013 г., когда Тирана по просьбе США приняла у себя членов упомянутой выше ОМИН. Инвестиции Албании в западное будущее приносят дивиденды в виде полной и безоговорочной поддержки со стороны Вашингтона, но вместе с тем они сопряжены с высокими рисками, поскольку страна по факту стала активно используемым инструментом американской политики давления на Тегеран.
40 В информационном поле на Албанию сыпались не только обвинения в соучастии в американо-израильской киберкампании против Ирана, но и угрозы: «Иран имеет в своем распоряжении беспилотники-смертники и боевые беспилотники, уклоняющиеся от радаров и способные преодолеть расстояние значительно большее, чем от Ирана до Албании, и поразить цель» [Vatanka, 2022]. Такая эскалация сегодня видится маловероятной. Но, как и везде на Балканах, здесь много переменных, не зависящих от локальных участников.
41 При этом Албания остается традиционным направлением приложения сил иранской культурной дипломатии. Ее организации и фонды действуют в стране с 1995 г. Центральным, образующим нужные связи, является журнал «Perla». Начало сотрудничеству было положено публикациями поэтического творчества албанских авторов времен Османской империи, писавших на персидском языке. Исламская тематика используется максимально широко: функционируют фонды, образовательные учреждения (в т. ч. религиозные школы для девочек), распространяется ирано-шиитский религиозный нарратив. Причем, в Албании изначально, в отличие от других балканских стран, присутствовала потенциально восприимчивая к нему аудитория – бекташи2. Но, невзирая на это, продвижение иранской и шиитской тематики столкнулось с выраженным неприятием именно в этой части Балкан. Из-за медленного прогресса Тегерану пришлось менять тактику и делать ставку на ту же работу через местные организации. В свое время Иран имел доступ к албанским каналам общественного вещания.
2. Бекташи – суфийский орден, основанный Хаджи Бекташи в XIII в. Близок к шиизму, содержит элементы христианства. Распространен был в Турции, Албании и Боснии в среде перешедших в ислам христиан. Применительно к Албании, немногочисленная от общей численности населения группа (около 2%) весьма заметна численно в исламской среде (около 25% мусульман).
42 Однако, внешние обстоятельства сложились таким образом, что для всех «балканских правительств дихотомия не могла быть более четкой. Запад предлагал материальные выгоды, такие как членство в НАТО и ЕС, в то время как Иран продолжал слабеть из-за санкций и международной изоляции. И западные государства постарались дать понять, что любая балканская страна, предоставившая Тегерану оперативную платформу, будет нести ответственность за любые действия Ирана, направленные против интересов Запада» [Bercolli, 2021, p. 10].
43 С учетом этого, в планировании взаимодействия с балканскими столицами Иран вынужден, прежде всего, руководствоваться собственным положением в системе мировых координат, а также соотносить планы и практические шаги с позицией и действиями более мощных внешних сил.
44 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
45 Ирану труднее, чем другим внешним игрокам, продвигать интересы на Балканах. Страна не располагает с ними общим наследием, а ее инструментарий для достижения целей куда меньше, чем у любого из интересантов балканской повестки. Режим санкций, постоянное международное давление плюс зависимость локальных игроков от ведущих внешних сил – оставляют мало места для маневра.
46 Не на пользу иранскому влиянию идут внутриисламские различия: между шиитами (Иран) и суннитами (Балканы). Но говорить о маргинальном положении страны в регионе, на наш взгляд, рановато. Иран был и останется «автором» Исламской революции 1979 г., оказавшей огромное влияние на развитие ислама, мировой уммы, в целом, и отдельных мусульманских сообществ, коих на Западных Балканах великое множество, а также исламского уммаизма, «основанного на идее исламской уммы с её солидарностью, но без претензий на создание соответствующей глобальной государственности» [Наумкин, 2022, с. 20].
47 Иранские официальные лица и эксперты считают балканский регион «восточным миром на Западе» [Salami, 2023] из-за сходства в культуре, религии и дискурсе. Тегеран умело использует эту специфику. Его «инвестиции» на Западных Балканах лежат в области образования, культуры, теологии и философии. В этом движении ИРИ максимально опирается на то немногое общее, что исторически связывает с регионом. Например, фарси: будучи одним из языков Османской империи, ныне он служит ключом к использованию Ираном турецкого наследия на Балканах.
48 Многочисленные иранские исследовательские центры и институты в регионе много лет занимаются популяризацией богатого литературного массива времен империи, написанного на персидском языке. Широкой общественности балканских стран эти труды подаются «в качестве общих культурных аспектов между Ираном и Балканами» [Bercolli, 2021, p. 14]. Есть и объективное общее: например, более 1700 персидских слов используется в боснийском языке сегодня, а персидский Новый год – Навруз – отмечается в БиГ и Албании.
49 Иран серьезно подходит к вопросу использования культурной дипломатии, рассматривая это направление как важный фактор принятия решений между странами в различных областях. Внешнеполитические структуры ИРИ исходят из того, что «среди культурных элементов внешней политики языковые и литературные факторы являются наиболее эффективными для реализации других национальных целей» [Zolfaghari, Gholamali, 2022, p. 170].
50 Аналогичным образом выстраивается стратегия Ирана в религиозных вопросах. Будучи одним из признанных центров силы исламского и ядром шиитского мира, Тегеран не только экспортирует шиитские знания и революционный исламский дискурс, но пытается интерпретировать багаж балканских исламских мистиков как шиитское наследие. Активное распространение иранского нарратива в религиозной жизни балканских мусульман сопутствует «присвоению» суфийского направления в регионе.
51 Отдельное направление – формирование лояльной исламской интеллектуальной элиты. Переводческая и публикационная активность вкупе с открытием многочисленных образовательных и исследовательских центров (и колледжей) удачно сочетаются с притязаниями Ирана на создание отличительного философского дискурса об и внутри ислама на Балканах. Общая конъюнктура в мусульманском мире складывалась благоприятно для выбранной тактики: предсказывали, «что XXI столетие войдет в историю ислама как век шиитов», хотя «подъем шиитского активизма … не приведет к принципиальному изменению соотношения сил во всем мусульманском обществе» [Мирский, 2006, с. 126, 136]. Это хорошо видно на балканском примере. Шииты остаются в численном меньшинстве, хотя отдельные случаи перехода из суннитов фиксируются в Косове, Македонии и Албании [Pew Forum, 2009].
52 Таким образом, не являясь на данном этапе влиятельным политическим игроком в регионе, сдерживаемый в других ключевых сферах «мягкой силы» (прежде всего, экономической), Тегеран концентрируется на собственном (и не только) религиозном и культурном наследии в новом, прикладном качестве. На службу культурной дипломатии поставлены: древняя персидская цивилизация, праздник Навруз, персидский язык и литература, ислам и шиизм. Практические результаты этой политики в настоящее время трудно оценить, поскольку идеологическая, религиозная и культурная сферы хуже поддаются измерению в моменте. Пока в разного рода «срезах» общественного мнения, материалах СМИ и публичной риторике не наблюдается «прорывных» положительных реакций на Иран и его деятельность в регионе (таких, как в адрес Турции [Арляпова, Пономарева, 2023]) ни, в целом, ни со стороны отдельных балканских стран. Однако в долгосрочной перспективе рост влияния Ирана вполне возможен, и рядом внешних игроков на Балканах это, безусловно, будет расценено как угроза. Но как бы ни оценивали Иран его западные оппоненты, современные иранские политики продолжают работать в парадигме «героической гибкости». Не исключено, что именно на Балканах она найдет своё подтверждение.

References

1. Arlyapova E., Ponomareva E. Turkiye in the Western Balkans Today: Numbers and Estimates. World Economy and International Relations. 2023. Vol. 67. No. 8. Pp. 110-120 (In Russian).

2. The Middle East: Politics and Identity. Ed. I. Zvyagelskaya. Moscow: Aspekt Press, 2020 (In Russian)

3. Mamedova N.M. The Features of Formation of Political Elite in Iran. Vostok (Oriens). 2016. No.1. Pp. 121-127 (In Russian)

4. Mamedova N.M. Political System of the Islamic Republic of Iran: its Features and the Upside for Transformation. Outlines of Global Transformations: Politics, Economics, Law. 2018. Vol. 11. No.3. Pp. 157-165 (In Russian)

5. Mirsky G.I. Shiites in the Modern World. Russia and the Moslem World. 2006. No. 4. Pp. 125-138 (In Russian)

6. Naumkin V.V. The Muslims and the Arabs: Two Ummas. Vostok (Oriens). 2022. No.1. Pp. 6-22 (In Russian)

7. Filin N.A. Unfortunate Revolution of Color of Islam. The Reasons of Rise and Decline of Green Movement in Iran: Politics and Identity. Moscow: Lenand, 2014 (In Russian)

8. Hakimov A.Sh. “Heroic Flexibility” is a New International Political Doctrine of Iran. Tomsk State University Journal of History. 2018. No. 54. Pp. 86-89 (In Russian)

9. Arlyapova E., Ponomareva E. Western Balkans: External Actors Before and During the Current Crisis. Vestnik RUDN. International Relations. 2023. Vol. 23. No. 4. Pp. 678-688.

10. Bardos G. N. Iran in the Balkans: A History and a Forecast. World Affairs. 2013. Vol. 175. No. 5. Pр. 59-66.

11. Bercolli L. Iran’s Cultural Hegemony in Western Balkans. İRAM. 2021. https://iramcenter.org/uploads/files/IranYs_cultural_hegemony_in_Western_Balkans.pdf (accessed 12.01.2024).

12. Buck Ch. Religious Myths and Visions of America: How Minority Faiths Redefined America’s World Role. Westport: Praeger, 2009.

13. Cafiero G. In the Rearview Mirror: The Case of Iranian Influence in Bosnia. Gulf International Forum. 2022. https://gulfif.org/in-the-rearview-mirror-the-case-of-iranian-influence-in-bosnia/ (accessed 12.01.2024).

14. Dragaš O. Serbia’s Dangerous Liaisons. Euractiv. 2022. https://www.euractiv.com/section/enlargement/opinion/serbias-dangerous-liaisons/ (accessed 12.01.2024).

15. Iran. Bilateral Relations. Ministry of Foreign Affairs of Republic of Serbia. 2024. https://www.mfa.gov.rs/en/foreign-policy/bilateral-cooperation/iran (accessed 18.01.2024).

16. Iran-Montenegro. 2024. https://www.gov.me/en/diplomatic-missions/diplomatic-missions-to-montenegro/iran (accessed 08.01.2024).

17. Iran-Serbia Ties Should Remain Unaffected by US Sanctions: President. IFP Editorial Staff. 2020. https://ifpnews.com/iran-serbia-ties-should-remain-unaffected-by-us-sanctions-president/ (accessed 14.01.2024).

18. Mikovic N. Serbia Tests Europe with Warming Iran Relations. The Arab Weekly. 2022. https://thearabweekly.com/serbia-tests-europe-warming-iran-relations (accessed 14.01.2024).

19. Milani M. M. Tehran’s Take. Understanding Iran’s U.S. Policy. Foreign Affairs. 2009. Vol. 88. No. 4. Pр. 46-62.

20. Pew Forum on Religion & Public Life. 2009. https://www.pewresearch.org/wp-content/uploads/sites/7/2009/10/Shiarange.pdf (accessed 15.01.2024).

21. Rrustemi A., de Wijk R., Dunlop C., Perovska J., Palushi L. Geopolitical Influences of External Powers in the Western Balkans. 2019. https://hcss.nl/wp-content/uploads/2021/01/Geopolitical-Influences-of-External-Powers-in-the-Western-Balkans_0.pdf (accessed 16.01.2024).

22. Salami M. Iran’s Pursuit of Soft Power in the Balkans. The Cradle. 2023. https://thecradle.co/article-view/21690/irans-pursuit-of-soft-power-in-the-balkans (accessed 16.01.2024).

23. Skopje Hosts Iran-Macedonia Business Forum. Financial Tribune. 2018. https://financialtribune.com/tags/iran-macedonia-relations (accessed 14.01.2024).

24. Serbia Fails to Join New EU Sanctions Against Iran. Euractiv. 2022. https://www.euractiv.com/section/politics/short_news/serbia-fails-to-join-new-eu-sanctions-against-iran/ (accessed 14.01.2024).

25. Sheikh N.S. The New Politics of Islam. Pan-Islamic Foreign Policy in a World of States. London, New York: Routledge Curzon, 2003.

26. Tehran, Belgrade Resume Direct Flights after 27 Years. IFP Media Wire. 2018. https://ifpnews.com/tehran-belgrade-resume-direct-flights-after-27-years/ (accessed 15.01.2024).

27. Turcovic after Meeting with Abdollahian: Imagine that I Addressed Myself Covered. N1 BiG (In Serbian). https://n1info.ba/vijesti/turkovic-nakon-sastanka-sa-abdollahianom-zamislite-da-sam-se-pokrivena-obratila/ (accessed 14.01.2024).

28. Vatanka A. Albania Finds Itself Caught in the Middle as Iran and the West Square off. Middle East Institute. 2022. https://mei.edu/publications/albania-finds-itself-caught-middle-iran-and-west-square (accessed 16.01.2024).

29. Zaimi G. Iran’s Balkan Front: The Roots and Consequences of Iranian Cyberattacks Against Albania. Middle East Institute. 2022. https://www.mei.edu/publications/irans-balkan-front-roots-and-consequences-iranian-cyberattacks-against-albania (accessed 12.01.2024).

30. Zimmt R. Iran’s Reaction to Kosovo’s Declaration of Independence. Iran Spotlight. March, 2008. https://en-humanities.tau.ac.il/iranian/publications/irans_pulse/2008-10 (accessed 12.01.2024).

31. Zolfaghari M., Gholamali A. The Components and Capacities of Persian Language in Iranian Cultural Diplomacy. Journal of Iranian Studies. 2022. Vol. 21. No. 41. Pр. 169-203.

Comments

No posts found

Write a review
Translate