Ключевым фактором, определившим направление северо-западной границы Афганистана, стало российско-британское противостояние за влияние в Средней Азии. В ходе двусторонних контактов каждая из сторон выработала свой принцип разграничения южных туркменских территорий, который соответствовал ее геополитическим интересам. В Петербурге настаивали на том, чтобы все туркменские племена (или большая их часть) вошли в состав России, как единственном условии поддержания спокойствия на южных границах своего государства. Британцы же призывали отдать спорные территории Афганистану, стремясь отодвинуть границу как можно дальше на север от Герата, который называли «ключом к Индии». При этом изучение документов, цитируемых в афганском источнике «Сирадж ат-Таварих», дает основание полагать, что, формируя свою позицию, англичане использовали афганские оценки государственной принадлежности Пандждеха. Собственно отношение афганцев к этому вопросу фактически осталось без внимания исследователей. Выдающиеся советские востоковеды, такие как Ю.В. Ганковский, В.М. Масон, В.А. Ромодин и Н.А. Халфин в целом одинаково описывали события, связанные с определением северо-западной части российско-афганской границы, приведшие к вооруженной стычке 30 марта 1885 г. на р. Кушке и международным политическим последствиям этого инцидента – Пандждехским¹ кризисом. В советской историографии акцент делался на агрессивной политике колониальной Британии [Рабуш, 2020, с. 233]. В работах упомянутых авторов прежде всего выделялась ключевая роль англичан в организации боестолкновения, а афганского эмира – в предотвращении дальнейшей эскалации конфликта [Ромодин, 1990, с. 93], [Массон, Ромодин, 1965, с. 286]. Этот же подход зафиксирован в работе М.Р. Аруновой и О.М. Шумилова, посвященной истории формирования российско-афганской границы [Арунова, 1998, с. 18, 19]. Ю.В. Ганковский подчеркивал, что хотя Абдуррахман-хан и стремился занять как можно большие территории (в том числе, за счет Пандждеха) перед началом проведения работ по определению российско-афганской границы, однако он «пытался достигнуть этого, не доводя дела до вооруженного столкновения с Россией» [Ганковский, 1982, с. 173]. Н.А. Халфин отмечал, что войска к р. Кушке были стянуты по настоянию англичан, которые «хотели явочным порядком захватить Пендинский оазис…» [Халфин, 1959, с. 95, 60], а М.К. Басханов утверждал, что «решение эмира Абдуррахман-хана направить войска в Пендинский оазис во многом основывалось на заключениях британской разграничительной комиссии о том, что оазис всегда принадлежал Афганистану» [Басханов, 2018, с. 88]. При этом ни один из упомянутых авторов не обращается к вопросу о том, на чем основывали свои территориальные претензии сами афганские власти. Таким образом, может сложиться впечатление, что лишь подстрекательство британцев заставило афганцев бороться за туркменские земли к югу от Мерва, что не вполне соответствует действительности. Не преуменьшая роли Англии в возникновении кризиса, согласимся, однако, с выдающимся российским востоковедом А.Е. Снесаревым в том, что «вопрос среднеазиатский был бы все-таки слишком прост и примитивен, если бы все сводилось к одному лишь состязанию двух европейских держав; … азиатский мир не уничтожен, … в среднеазиатском вопросе его надо считать третьим фактором» [Снесарев, 1906, с. 3]. Источниками настоящего исследования являются документы, хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи и Российского государственного исторического архива, дари-язычная хроника «Сирадж ат-Таварих», сборник документов «Афганское разграничение. Переговоры между Россией и Великобританией: 1872-1885», а также воспоминания российских и британских офицеров тех лет. Обратимся также к работам афганских дари- и пушту-язычных исследователей, чтобы показать отношение местных историков новейшего времени к событиям 1880-х гг.

ПОЗИЦИЯ РОССИИ И ВЕЛИКОБРИТАНИИ ОТНОСИТЕЛЬНО РАЗГРАНИЧЕНИЯ В ЗОНЕ ТУРКМЕНСКИХ ПЛЕМЕН

Соответствующие переговоры между Россией и Великобританией были открыты в 1869 г. по инициативе Лондона после начатого в 1863 г. российского продвижения в Средней Азии, результатом которого стали территориальные приобретения, а также усиление влияния Петербурга в Кокандском и Хивинском ханствах и Бухарском эмирате. Для предотвращения непосредственного соприкосновения владений двух держав в Азии Афганистан был определен в качестве нейтральной территории, однако вопрос о его границах оставался нерешенным. Предварительные договоренности по этому вопросу были достигнуты после обмена мнениями, состоявшегося в Санкт-Петербурге в 1869 г., в ходе которого было зафиксировано, что Афганистан – это территория фактических владений эмира Шер Али-хана (1869-1879) [Афганское разграничение, 1886, с. 4]. Этот принцип лег в основу соглашения 1872-1873 гг. Начало следующего этапа переговоров по разграничению было вызвано российским продвижением у Каспийского моря, взятием г. Красноводска (Туркменбаши) и крупной туркменской крепости Геок-Тепе в 1881 г., а также последовавшим за этим подписанием российско-иранской конвенции об определении общей границы в туркменской зоне от Атрека до Бабадурмаза. Тогда же Россия заявила о намерении «заботиться, в пределах возможного, об обеспечении окраин Хорасана от набегов независимых туркмен» [Афганское разграничение, 1886, с. 15], что предполагало распространение русского влияния в направлении Герата. В начале 1882 г. государственный секретарь по иностранным делам Великобритании лорд Гренвиль² (1880-1886) провел встречу с российским послом в Лондоне Алексеем Борисовичем Лобановым-Ростовским (1879-1882), в ходе которой предложил дополнить соглашение 1872-1873 гг. На этом этапе российская сторона определила свой второй ключевой принцип установления границы с Афганистаном – этнографический: по итогам разграничения населенные туркменами территории не должны были оказаться в составе разных государств, так как «этнографические условия… должны были служить единственным рациональным и прочным основанием разграничения» [Афганское разграничение, 1886, с. 36]. Такой подход не был принят в Лондоне, и переговоры прервались. Еще большую обеспокоенность Англии вызвало включение в 1884 г. в состав России Мерва и оазиса Иолатан (современный туркменский Ёлётен), после чего обмен мнениями было решено возобновить. Россия и Великобритания согласились возложить обязанности по определению демаркационной черты на специально созданную совместную комиссию, которая должна была начать работу 25 октября 1884 г. В секретной инструкции министра иностранных дел Николая Карловича Гирса (1882-1895) вступавшему в должность генерал-губернатора Туркестана Николаю Оттоновичу Розенбаху (1884-1889) от 16 мая 1884 г. отмечалось: «… нельзя не предвидеть, что в непродолжительном времени мы войдем в непосредственное соприкосновение с владениями эмира Абдуррахман-хана, так как занимающие промежуточное пространство сравнительно малочисленные племена сарыков и салоров едва ли в состоянии будут сохранить свою самостоятельность» [<em>АВПРИ</em>, ф. 147, оп. 485, д. 1285, л. 113]. Камнем преткновения в установлении северо-западной афганской границы стали южные туркменские территории вблизи Герата (прежде всего, местность Пандждех), населенные племенем сарык. Включив Пандждех в состав своего государства, Россия подошла бы вплотную к границе гератской области, чему англичане всячески стремились помешать. Ввиду исключительной важности, которую англичане придавали этому городу для обеспечения безопасности Индии, исследователь М.К. Басханов считал более целесообразным вести речь не о «пандждехском», а о «гератском» кризисе [Басханов, 2018, с.87]. Тогда, заручившись поддержкой Лондона, свои права на туркменские земли предъявил Кабул. С июня 1884 г. стали поступать сообщения о том, что афганцы проводят военные приготовления в Герате и начинают устанавливать посты по обеим берегам р. Кушки. В свою очередь, российская сторона настаивала на предварительном определении зоны будущего разграничения, в которую, по мнению Петербурга, должен был войти и Пандждех, где российскому и британскому комиссарам надлежало бы провести соответствующие исследовательские работы. В Петербурге категорически отказывались признавать власть афганцев над этой территорией, считая, что сарыки Пандждеха были полностью независимы и лишь из-за нехватки пастбищ и вражды с жителями Мерва перегоняли стада на афганскую территорию. Такое суждение основывалось на исследовании российского инженера, а в последствии дипломата, П.М. Лессара, который побывал в этой местности в 1884 г. и не обнаружил там следов власти кабульского эмира. Кроме того, ссылаясь на описания принадлежащих гератской области земель, сделанных английским военным разведчиком Чарльзом Меткальфом Макгрегором, российская сторона считала, что северо-западная граница Афганистана очерчивалась горным хребтом, окружавшим гератскую провинцию. Побывавший там в 1875 г. Ч.М. Макгрегор упомянул в своем отчете сторожевую башню, представлявшую собой оконечный пост гератской области: «Кохсан³ – пограничный афганский населенный пункт на этом пути. К северу по этой дороге вплоть до Серахса нет постоянных поселений… В настоящее время форт… представляет собой лишь груду развалин, но, несомненно, он может быть легко восстановлен так, чтобы быть в состоянии выполнять роль пограничного поста воинственного народа» [MacGregor, 1879, p. 243]. В своем письме британскому послу Эдварду Торнтону (1881-1884) Н.К. Гирс писал следующее: «Императорский Кабинет считает долгом ныне же выразить желание, чтобы эмиру Абдуррахман-хану было предложено отказаться от всяких попыток к расширению своих владений насчет местностей, населенных сарыками, которые никогда не были подданными Афганистана» [Афганское разграничение, 1886, с. 89]. Этнографический принцип нашел отражение и в соответствующей инструкции МИД главе российской части разграничительной комиссии: «… выделять из состава Афганистана и включать в пределы России туркменские населения и, в случае готовности английского комиссара сообразоваться с принципом этим, уступать Афганистану племена, не принадлежащие к туркменской расе» [<em>РГИА</em>, ф. 932, оп. 1, д. 467, л. 16]. И далее: «Особого внимания потребует от Вас определение пункта, где будущая граница примкнет к Амударье, левый берег которой населен туркменами племени эрсари; сколько известно район поселений этого племени простирается на восток едва ли не до р. Вахша и потому полное объединение его под властью России оказывается невозможным; но, при всем том, необходимо принять меры к тому, чтобы по крайней мере большая его часть вошла в пределы наших владений» [<em>РГИА</em>, ф. 932, оп. 1, д. 467, л. 21]. В противовес российскому «этнографическому» в Лондоне был выработан «политический» принцип по определению северо-западной границы Афганистана. Как представляется, позицию англичан по будущему определению северо-западной границы Афганистана вполне можно соотнести с мнением, высказанным в секретном отчете Ч.М. Макгрегора 1884 г., в котором британский военный настаивал, что земли туркмен-сарыков и алиели должны войти в состав афганского государства, так как «к северу от этих земель все дороги ведут к Мерву и Персии, на юге все дороги ведут в Афганистан; только афганцы должны контролировать все дороги от Амударьи к их стране. Керки⁴ несомненно должен быть афганским» [MacGregor, 1884, p. 119]. Офицеры английской комиссии по афганскому разграничению были убеждены, что включение Пандждеха дало бы России военное преимущество, создав благоприятные условия для захвата Герата [Басханов, 2018, с. 88]. Окончательно Великобритания выразила свою точку зрения относительно будущего разграничения в меморандуме от 13 марта 1885 г., в котором подчеркивалось, что Пандждех, по мнению Лондона, входил в состав афганской провинции Бадгис и «составлял часть Афганистана с тех пор, как страна эта стала государством;…состоя в зависимости от Герата, означенные области находились под властью Шер Али-хана; … племена, селившиеся в Пенджде в течение последней четверти столетия, вполне признавали себя живущими на афганской территории;… они платили подати под тем или другим видом гератским властям, … как до 1873 г., так и после, среди них постоянно проживал наиб⁵ или ставленник губернатора Герата» [Афганское разграничение, 1886, с. 175].

ПОЗИЦИЯ АФГАНСКИХ ВЛАСТЕЙ

Афганцы чувствовали за собой исторические права на территории, населенные туркменами. Соответствующие обоснования приводятся в афганской дари-язычной хронике «Сирадж ат-Таварих», автором которой был придворный историк эмира Хабибуллы-хана (1901-1919) Файз Мохаммад Катиб Хазара (1860-1931). Среди прочего, источник повествует о получении в 1884 г. жителями Пандждеха письма от туркмен Иолатана, в котором сообщалось о принятии последними подданства «хана Ургенча», т.е. Хивинского хана. Вслед за этим некий туркменский посланник прибыл к губернатору Герата с письмом от пандждехских туркмен⁶, в котором они уверяли гератского правителя в своей преданности: «Их [жителей Иолатана] старейшины прибыли к хану Ургенча, чтобы принять его подданство, а жители Пандждеха и туркмены сарыки связывают свою волю с одобрением правителя Герата» [Катиб, 2015, с. 117]. Вероятно, здесь афганский автор имеет ввиду принятие населением Иолатана русского подданства, осмысленное местными жителями как подданство Хивинского хана, чьи земли вошли в состав Российской империи в 1873 г.⁷] Также можно предположить, что прибытие в Пандждех «посланника правителя Мерва» связано с установлением российскими властями контактов с пандждехцами, которые начались сразу после включения Мерва в состав российских владений [Афганское разграничение, 1886, с. 35]. Губернатор Герата Мохаммад Сарвар-хан в ответном письме заявил, что территория Пандждеха принадлежит Герату, и никто не имеет права вмешиваться в его дела. Получив такое послание афганского вельможи, пандждехские старейшины сообщили ему, что местные жители ответили представителю правителя Мерва следующее: «Когда хан Ургенча передаст им Мерв, тогда они примут его подданство, однако такому никогда не бывать» [Катиб, 2015, с. 117]. Затем старейшины Пандждеха прибыли в Герат к Мохаммаду Сарвар-хану, чтобы засвидетельствовать свое повиновение, взяв на себя обязательство выплачивать ушр⁸ и другие налоги в афганскую казну [Катиб, 2015, с. 119]. Наместником Пандждеха был назначен, по «Сирадж ат-Таварих», Мохаммад Усман-хан (в донесении политического агента в Бухаре Николая Валерьевича Чарыкова от 29 июля 1884 г. – Вали Мохаммад-хан) [<em>АВПРИ</em>, ф. 147, оп. 485, д. 1271, л. 10], незамедлительно направившийся к месту службы. Преданность жителей Пандждеха обрадовала афганского эмира, издавшего указ, согласно которому, ушр и ¼ всех податей туркменские старейшины могли оставлять себе, еще ¼ налогов предназначались для местных улемов⁹ и сеидов¹⁰, а оставшиеся 2/4 необходимо было передать в казну кабульского правителя. Однако, как пишет Ф.М. Катиб, «спровоцированные посланниками России», туркмены Пандждеха отказались повиноваться афганцам и изгнали Мохаммада Усман-хана. В связи с этим правитель Герата направил в эту область отряд, который увел с собой 20 тысяч баранов, принадлежавших «этому эгоистичному народу», в качестве залога до выплаты сарыками ушра [Катиб, 2015, с. 120]. Абдуррахман-хан направил в Пандждех военный отряд с артиллерией, который должен был усмирить местных жителей, «а если те не повинуются – уничтожить их» [Катиб, 2015, 120]. Эти действия афганцев в конце концов склонили сарыков принять условия эмира. В одном из документов, изданных Абдуррахман-ханом летом 1884 г., говорится о том, что население Пандждеха на тот момент уже два года исправно платило налоги в казну кабульского правителя [Катиб, 2015, с. 151]. Таким образом, в глазах афганских властей к 1885 г. туркмены Пандждеха находились в полной политической зависимости от Кабула, и, если верить придворному хронисту, Абдуррахман-хан не без оснований считал себя их легитимным правителем. Упомянутые события несколько иначе описаны в сборнике документов «Афганское разграничение. Переговоры между Россией и Великобританией 1872–1885 гг.». Российский источник подтверждает, что в это время в Пандждехе, Маручаке и Бала-Мургабе¹¹ находилось «до тысячи афганского войска» под командованием генерала Гоусуддин-хана, однако в нем ничего не говорится о притеснениях туркмен афганцами. Напротив, отмечается, что «афганцы со времени посещения Пандждеха английскими офицерами стали весьма ласково обходиться с пандждехскими сарыками и всячески старались привлечь их на свою сторону, но при всем том сарыки относились к ним с явным недоверием и, несмотря на бдительный надзор, потихоньку переходили на нашу сторону» [Афганское разграничение, 1886, с. 58]. Лишь однажды в тексте упоминается о «постоянно доходивших слухах о крайне натянутых отношениях между туркменами Пандждеха и афганцами» [Афганское разграничение, 1886, с. 64]. На основании этих сообщений в декабре 1884 г. в Петербурге было принято решение о возможном введения войск в Пандждех в случае возникновения там беспорядков для предупреждения кровопролития. Таким образом, придворный афганский историк представляет политику эмира более жесткой, чем российский МИД. Возможно, такие различия в оценках происходивших событий были вызваны недостаточной информированностью российских властей. Не исключено также, что они могут быть еще одним доказательством выводов российской исследовательницы Н.Н. Лисицыной, сделанных на основании анализа материалов Российского государственного военно-исторического архива, относительно цензурной обработки, которой подверглись ряд представленных в сборнике «Афганское разграничение…» документов в силу политической обстановки и идеологических установок второй половины 1880-х гг., направленных на сохранение «худого мира» с Великобританией [Лисицына, 2015, с. 19-22]. Во время встречи генерала П. Ламсдена с представителем афганского правительства по разграничению кази¹² Саадуддин-ханом последний отмечал, что не только сарыки Пандждеха, но и «старейшины Мерва и Серахса всегда … покорно служили эмирам Афганистана» [Катиб, 2015, с. 177-178]. Кроме того, в том, что туркменские земли оказались в руках русских властей, афганец обвинял англичан: «…старейшины племен текке и ахал как представители части владений Герата союзники Его Высочества покойного эмира Шер Али-хана не так давно были в Кабуле… однако теперь из-за бездействия и невнимательности Британии, которая поздно направила группу экспертов, Россия захватила Мерв и Серахс» [Катиб, 2015, с. 178]. В ходе другой беседы с Саадуддин-ханом П. Ламсден, ссылаясь на свои переговоры в Тифлисе с князем А.М. Дондуковым-Корсаковым, передал афганцу требование русских представителей доказать принадлежность Пандждеха Афганистану письменным свидетельством об этом местных жителей. Для получения такого документа Саадуддин-хан направил в туркменскую область нового афганского наместника Пандждеха Аминуллу-хана и его брата Ялангтуш-хана, однако, по всей видимости, какого-либо письменного подтверждения им добыть не удалось [Катиб, 2015, с. 182]. Зато правитель Герата, прибыв в Пандждех, взял у туркмен «письменное подтверждение покорности (عهد نامه اطاعت)». Кроме того, он «обложил 38 нахров¹³ на землях этого народа налогом в 380 золотых монет весом в один мискаль¹⁴» [Катиб, 2015, с. 188-189]. Это было сделано вопреки просьбам англичан в адрес афганских властей освободить местных жителей от налогов с тем, чтобы добиться их расположения. Вернувшись в Герат 5 января 1885 г., губернатор этой области, озабоченный поиском письменного доказательства принадлежности туркменских земель афганцам, вызвал к себе некоего Абдулджабар-бека Хазара из г. Кала-е Нау (административный центр современной провинции Бадгис), который «был пожилым воином» и «был хорошо осведомлен об афганском правлении в Пул-е Хатуне¹⁵ и Пандждехе и других областях» [Катиб, 2015, с. 189]. Таким образом, в качестве требуемого письменного свидетельства британцам было направлено письмо, основанное на следующем рассказе Абдулджабар-бека: «Башня Пул-е Хатун была построена Калидж-ханом Теймури, который был слугой и представителем правителя Герата, и его я встречал при его жизни, и поскольку племя теймури платило дань Герату и продолжало это делать в годы правления шаха Махмуда¹⁶, сына Тимур-шаха Садозая¹⁷, Калидж-хан служил и охранял границы и скот племени теймури, который выпасался в окрестностях Пул-е Хатуна и на берегах реки Герат, и башню ту возвел упомянутый Калидж-хан для устранения набегов сарыкских аламанов¹⁸ возле упомянутого моста [Пул-е Хатуна]» [Катиб, 2015, с. 190]. 27 августа 1884 г. (6 зулькада 1301 г. лунной хиджры) правителям приграничных провинций был разослан текст составленной эмиром Абдуррахман-ханом инструкции, определившей правила поведения афганских чиновников в ходе предстоящего разграничения. В ней жители Пандждеха назывались верными подданными Афганистана, в связи с чем афганские чиновники не должны были допускать преподнесения членами разграничительной комиссии традиционных подарков пандждехским сарыкам: «…если эта территория входит в состав Афганистана, то в чем польза одаривать подданного?» [Катиб, 2015, с. 150]. Местным властям предписывалось оказывать содействие членам смешанной комиссии в проведении топографических изысканий в зоне будущего разграничения, в которую, согласно инструкции, входили Бадгис, Мургаб и Пандждех [Катиб, 2015, с. 150]. При этом в инструкции Россия была представлена как агрессивное государство, которое «…силой отняло и будет отнимать земли на границе Ирана, состоящие во владении пограничных сил Хорасана, [она] может также отнестись с презрением к народу Афганистана и проявить алчность на его границах» [Катиб, 2015, с. 148]. В связи с этим эмир призывал подданных «продемонстрировать свою силу и готовность, чтобы они [русские] узнали, что этот народ [афганцы] на своей границе готов ко всему» [Катиб, 2015, с. 148]. Делались указания о приведении войск в полную боевую готовность. Таким образом, с точки зрения афганских властей, территории туркменских племен к югу от Мерва являлись неотъемлемой частью Афганистана. Россия, совсем недавно появившаяся в этих краях, выглядела в глазах афганцев несомненным захватчиком. Этой позиции придерживались известные афганские историки. Так, Мир Гулям Мохаммад Губар даже г. Мерв и его окрестности называл «исторической провинцией Афганистана» [Губар, 2015, с. 879]. Он также отмечал, что туркмены всегда тяготели к Афганистану, и лишь внезапность появления («нападения») русских войск в Мерве воспрепятствовала закреплению туркменских территорий в составе афганского государства [Губар, 2015, с. 879]. Мохаммад Хасан Какар утверждал, что притязания Афганистана на район, населенный туркменскими племенами, были оправданы «исторически и демографически» [Kakar, 2006, p. 203]. В качестве доказательства афганский историк утверждал, что некогда Пандждех населяло туркменское племя джамшид, подчинявшееся Герату. Затем джамшиды были вытеснены туркменами-ансари, которые впоследствии уступили место туркменам-сарыкам. При этом последние два племени платили дань джамшидам, по сей день проживающим на северо-западе Афганистана. Таким образом, следуя логике М.Х. Какара, жители Пандждеха являлись подданными гератских правителей по принципу «вассал моего вассала – мой вассал». Пуштуязычный автор Саед Бахадур-шах Зафар Какахейль писал о Пандждехе как об афганском пограничном пункте, ставшем жертвой «алчного поведения и агрессии российского правительства» [Какахейль, 2009, с. 869]. Русские власти, руководствуясь идеей об установлении спокойствия в Средней Азии, стремились взять под свой контроль промышлявшие грабительскими набегами туркменские племена, над которыми, по мнению Петербурга, «рука кабульского эмира» будет бессильна, если их земли войдут в состав афганского государства. Однако в Кабуле действия русских властей, желавших искоренить кочевнические и разбойничьи привычки туркмен, оценивали как «эхо экспансионистского и колониалистского взгляда князя Горчакова» [Kakar, 2006, p. 202]. Другой пушту-язычный автор – Гульджан Врор Вардак – утверждал будто бы афганцы и сами справлялись с задачей установления мира и порядка на афгано-туркменском приграничье [Вардак, 1997, с. 43].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Англичане поощряли афганские оценки государственной принадлежности туркменских земель Афганистану, используя их для достижения своей главной задачи на этом этапе афганского разграничения – отодвинуть границу как можно дальше на север от Герата. Так проявилось противоречие в определении границы между русскими и английскими властями, которое в конце концов привело к вооруженному столкновению у р. Кушки. Победа в нем русского отряда поставила крест на чаяниях афганцев добиться включения Пандждеха в состав своего государства и планах англичан остановить продвижении российской границы южнее Мерва. После подписания 10 сентября 1885 г. в Лондоне «Соглашения о разграничении афганских владений», обрисовавшего общее направление будущей границы, началась практическая работа совместной комиссии «на земле». В ходе нее Россия продолжила отстаивать этнографический принцип. Это подтверждают письма участника английской части разграничительной комиссии Чарльза Эдуарда Иэта: «На российской стороне – сарыки Пандждеха, для которых члены русской комиссии, кажется, желают не только приобрести как право полное владение захваченными ранее землями, но и возможность для будущих захватов» [Yate, 1888, p. 119]. Воплощение в жизнь этнографического принципа так напугало афганские власти, что они решили переселить оставшихся в районе демаркации туркмен дальше на юг. Однако это привело к тому, что сарыки стали массово уходить в Пандждех [Yate, 1888, p. 117-118]. К концу 1887 г. вдоль границы от р. Кушки до р. Мургаба были установлены пограничные столбы. К 18 января 1888 г. разграничение было завершено, 27 января подписан итоговый протокол. Туркменам была отдана большая часть занимаемых ими земель [Yate, 1888, p. 382]. Таким образом, Россия добилась практической реализации своего этнографического принципа в определении западного участка своей границы с Афганистаном. Эмир Абдуррахман-хан посчитал нецелесообразным отстаивать право на владение туркменскими областями, сосредоточившись на приведение в надлежащее состояние крупных городов на севере страны: «Если мы потеряем Пандждех… это не беда, вред будет нанесен, если не будут укреплены Герат и Маймана…» [Катиб, 2015, с. 195]. Кабульский правитель не позволил англичанам ввести войска в Герат под предлогом защиты от возможного продвижения русских сил. В дальнейшем вопрос государственной принадлежности туркменских территорий не поднимался. Окончательно установленный к началу 1888 г. рубеж сегодня составляет государственную границу Афганистана и Туркменистана. Однако даже в наши дни среди образованной части афганцев царит убеждение в том, что южные туркменские земли были несправедливо отняты у их предков.