Ethiopia: Reaction of the Religious Landscape to the Change in Religious Policy in the Middle of the 19th – early 21st Centuries
Table of contents
Share
QR
Metrics
Ethiopia: Reaction of the Religious Landscape to the Change in Religious Policy in the Middle of the 19th – early 21st Centuries
Annotation
PII
S086919080025856-8-1
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Ivan A. Zakharov 
Occupation: senior researcher
Affiliation: Institute for African Studies of the Russian Academy of Sciences
Address: Moscow, 30/1, Spiridonovka str., Moscow, 123001
Edition
Pages
198-210
Abstract
The article analyzes the changes in the state policy of Ethiopia towards religious organizations in 1855–1991 and how it impacted the structure of the state’s religious landscape. Reviled that the position of the Ethiopian Orthodox Church (EOC) changed dramatically. In 1855–1930 EOC enjoyed broad support from the authorities, which install the principle "One country, one faith". At that time, three confessional zones were formed: the Northwestern Orthodox zone, the Eastern Muslim zone and the Southwestern ethnoreligious zone. The state’s support of the EOC included restrictions of the activities of other religious organizations. In 1930–1991 the principle "Whose realm, their religion" influenced Ethiopian religious policy. Despite the preservation of a EOC’s special status, some Islamic organizations received equal rights, which allowed them to expand their missionary activities. The Central polyconfessional zone was formed, where Islam and Orthodoxy were the main competing religions. After 1991 religious policy in Ethiopia has adapted the principle "No borders, only people". Elimination of legal barriers regarding religious organizations caused the intensification of religious competition due to the expansion of the activities of "non-traditional" faith-groups, especially Protestantism, which has become the largest religion in the Southwestern confessional zone and has significantly expanded in the Central polyconfessional zone. In other confessional zones changes in religious policy seems to be formal. It is indicated by a decrease in the share of religious minorities which still face discrimination. It seems that these changes have contributed to the growth of conflict in Ethiopian society.
Keywords
Africa, religious landscape, religious competition, religious politics, Ethiopia, Ethiopian Orthodox Church.
Acknowledgment
The research is supported by Russian Science Foundation under the grant № 19-18-00054-П
Received
02.06.2023
Date of publication
29.08.2023
Number of purchasers
13
Views
163
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf 200 RUB / 1.0 SU

To download PDF you should pay the subscribtion

Full text is available to subscribers only
Subscribe right now
Only article and additional services
Whole issue and additional services
All issues and additional services for 2023
1 ВВЕДЕНИЕ И ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
2 Эфиопия – одно из древнейших государств Африки, развитие которого неразрывно связано с Эфиопской православной церковью (ЭПЦ), занимающей особое место в его истории. ЭПЦ принадлежит к числу древневосточных православных нехалкидонских церквей. С момента своего возникновения ЭПЦ находилась в канонической зависимости от Коптской церкви, а статус автокефалии был обретен ею в 1959 г. В настоящей статье последователи ЭПЦ, вслед за официальной позицией Церкви, называются православными [The Ethiopian, 2022].
3 На протяжении долгого времени ЭПЦ занимала привилегированное положение, выступая символом власти хабеша – амхарско-тиграйской этно-социальной общности1, распространившей свою власть на территорию нынешней Эфиопии уже к началу ХХ в. С середины XIX в. в рамках централизации управления растущей империи использовалась политика амхаризации, предполагающая распространение атрибутов культуры амхара во всех регионах Эфиопии. Особое место среди этих атрибутов заняла православная вера, получившая статус государственной [Цыпкин, Ягья, 1989]. Благодаря этому, ЭПЦ пользовалась широкой поддержкой со стороны государства, в то время как деятельность многих других религиозных организаций оказалась «нежелательной». В свою очередь, без благословения Церкви эфиопские нэгусы не могли возглавить государство, а одобрение духовенством проводимой ими политики было важным фактором успешного правления.
1. Генезис этой общности и политики «амхаризации», о которой речь пойдет далее, достаточно подробно рассматривается отечественным историком-эфиопистом С.Б. Чернецовым [Чернецов, 1977].
4 С 1990-х гг. в Эфиопии обозначился тренд на либерализацию законодательства в отношении религиозной сферы, что привело к ликвидации правовых ограничений на деятельность религиозных организаций. С ростом уровня религиозной свободы увеличилась активность религиозных организаций, значительная часть которых до этого считалась «нетрадиционной» и подвергалась давлению со стороны государственных и иных институтов власти. Соответственно, уровень религиозной конкуренции в Эфиопии в последнее время резко увеличился [Горохов, 2020], что способствовало в том числе актуализации религиозного фактора в общественно-политической жизни страны и вовлечению в нее религиозных акторов. Эти процессы сопровождались ростом конфликтности межрелигиозных отношений в стране [Андреева, 2013; Антигегн, 2019], что вызывает определенное беспокойство на фоне растущей конфронтации религиозных и этнорелигиозных акторов в соседних странах [Захаров и др., 2020].
5 МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
6 Изменения в сфере государственного регулирования деятельности религиозных организаций достаточно быстро привели к серьезным структурным преобразованиям конфессионального пространства Эфиопии. В рамках настоящей статьи автор ставит своей целью определить, как изменение религиозной политики, проводимой в ходе централизации Эфиопии и на современном этапе, повлияли на сдвиги в конфессиональном пространстве страны. Под конфессиональным пространством в статье понимается развивающаяся во времени система отношений, во-первых, между социальными общностями, образованными совокупностями религиозно идентифицирующих себя индивидуумов, и, во-вторых, между этими же общностями и создаваемыми в результате их деятельности культовыми и внекультовыми объектами [Горохов, 2020, с. 37]. Для достижения поставленной цели в работе рассмотрен историко-политический контекст взаимодействия религий Эфиопии с фокусом на религиозную политику, проводимую ее правителями вплоть до конца ХХ в., а также сдвиги в конфессиональном пространстве страны на основе доступной конфессиональной статистики.
7 Теоретическую базу исследования составили работы, рассматривающие особенности религиозной политики Эфиопии и специфику конфессиональных отношений в стране на разных исторических этапах. Особое значение имели труды Р.Н. Исмагиловой [Исмагилова, 2018], В.М. Кассае Ныгусие [Кассае Ныгусие, 2016], С. Каплана [Kaplan, 2021], Ю.М. Кобищанова [Кобищанов, 1981], И. Левина [Левин, 1936], Э.С. Львовой [Львова, 2009], Х.Г. Маркус [Marcus, 1975], Т. Остебе [Østebø T., 2014], С. Панхёрст [Pankhurst, 1955], Р. Панкхёрст [Pankhurst, 1968; Pankhurst, 1990], Г.В. Цыпкина и В.С. Ягья [Цыпкин, Ягья, 1989; Ягья , 1978; Ягья, 1980] и др.
8 Источники конфессиональной статистики представлены базой данных The Association of Religious Data Archives [Brown, James, 2020], охватывающая период с 1800 по 2015 гг., а также переписи населения Эфиопии за 1984, 1994, 2007 гг., позволяющие получить представление о конфессиональной структуре регионов страны [Ethiopia…, 2023].
9 РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
10 Особенности религиозной политики в период централизации Эфиопии. Политической централизации Эфиопии предшествовал исторический период «Земане месафинт» – «эпоха или время князей» (1769–1855). Это время характеризуется усилением феодальной раздробленности, сопровождающейся конфликтами многочисленных государственных образований, сформированных по религиозному и этническому признаку. Турбулентность общественно-политической жизни сопровождалась распространением высоких эсхатологических ожиданий населения, которое готовило себя к скорейшему приходу мессии. Целью мессии должно было стать воссоздание Великой Эфиопии, которая олицетворяет «идеал христианского государства, существовавшего во времена Аксума, хотя и потускневший в результате мусульманских захватов…». [Черная…, 2016]. Значение этого «идеала» объясняется тем, что Аксумское царство является колыбелью восточного христианства в Эфиопии, которое было принято в качестве государственной религии уже при царе Эзана (ок. 325–360). «Очагом» распространения этой религии в государстве считается г. Аксум (северо-западный регион Тыграй), где возникли первые общины и монастыри ЭПЦ. С деятельностью Церкви было связано развитие духовной культуры, образования. В силу традиции, носители амхарского языка имели значительную привилегию в получении церковного образования вплоть до середины ХХ в.2 Соответственно, распространение грамотности по большей части ограничивалось представителями народа амхара и в меньшей степени тиграи (самоназвание – тыграй), составляющими правящий класс [Pankhurst, 1990].
2. Первая государственная светская школа была открыта при Менелике II только в 1908 г. До этого монополистом в сфере образования была ЭПЦ (см. подробнее: [Pankhurst, 1955]).
11 Теодрос II. Первые шаги на пути создания единого централизованного государства были предприняты Теодросом II (годы правления 1855–1868) – уроженцем амхарского региона Гондар. Во время церемонии коронации, состоявшейся в 1855 г., новый император Эфиопии поклялся собрать под своей властью все провинции, которые в прошлом входили в состав империи. Главным результатом этого намерения становится присоединение королевств Шоа и Уолло.
12 Еще в 1854 г. взамен на поддержку в деле централизации страны император заключил договор с главой ЭПЦ абуной Сэлама III, таким образом предоставив Церкви монополию над духовной сферой в государстве. Теодрос II активно способствовал распространению христианства и следил за строгим соблюдением религиозных канонов, прибегая порой к радикальным методам. Указом 1864 г. он объявил мятежниками общины мусульман и иудаистов-фалаша, которые проживали на северо-западе современной Эфиопии, в случае их отказа от перехода в православие [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 38–45]. Параллельно с этим император попытался ограничить экономическое могущество ЭПЦ, но духовенство сумело скоординировать свои действия и дать отпор Теодросу II. За это, несмотря на свою приверженность религиозным идеалам, он был предан анафеме первосвященником3. Усиливающаяся в ЭПЦ критика действий императора на фоне роста недовольства феодалов, особенно тыграйских, и изменившихся внешнеполитических условий вылилось в англо-эфиопскую войну 1867–1868 гг., повлекшую за собой гибель Теодроса II [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 41–62].
3. За это абуна был заточен в тюрьму в 1864 г., где вскоре и умер.
13 Таким образом, разработанная Теодросом II модель централизации, помимо военной мощи, должна была опираться на объединяющую силу ЭПЦ, которая представляла собой альтернативу феодализму, базирующемуся на этническом или этнорелигиозном принципе. Однако, из-за непоследовательности проведения реформ и постоянных мятежей, их закрепления не произошло, а смерть императора привела к откату страны обратно к феодальной раздробленности.
14 Йоханныс IV. После затяжной борьбы за власть трон занял Йоханныс IV (годы правления 1872–1889) – один из наиболее влиятельных феодалов Тыграя. В своем правлении новый император продолжил политику централизации государства, сохранив приверженность принципу «одна страна, одна вера», принятый его предшественником. Йоханныс IV предпринимает решительные действия по объединению церкви, которая столкнулась с проблемой раскольничества. Создание объединенной церкви стало возможным после 1878 г., когда был созван собор в Бору-Меда, предавший ереси анафеме и провозгласивший толк «тоуахдо» – отсюда название Эфиопской православной церкви «Соединения» (Тоуахдо). Преодоление раскола церкви сопровождалось серьезной поддержкой ЭПЦ и усилением фаворитистской религиозной политики. В частности, властями были изданы законы, предписывающие нехристианам перейти в «истинную веру»; для мусульман в течение 2 лет, для последователей других религий в течение 5 лет. При этом для представителей политической элиты переход в христианство должен был быть незамедлительным [Gabre Sellasie, 1975, с. 58]. Более того, в 1879–1899 гг. ислам в Эфиопии и вовсе оказался под запретом, что сопровождалось уничтожением многих мусульманских реликвий, культовых сооружений, рукописей и т.п., а также обострением отношений между мусульманами и христианами [Ahmed, 2020].
15 В это время происходит укрепление церковной иерархии. В 1881 г. Йоханныс IV смог добиться от Александрийского синода направления сразу четырех абун в Эфиопию. Параллельно с этим усиливаются преследования зарубежных миссионеров, которые, по мнению императора, несли угрозу целостности государства.4 Для консолидации народов растущей империи Йоханныс IV, несмотря на этническую принадлежность императора и его окружения, всячески поощрял распространение ахмарского языка и использовал его в международной корреспонденции.
4. Им разрешалось работать только среди язычников, проживающих в периферийных районах.
16 Таким образом, Йоханныс IV достиг существенных успехов централизации Эфиопии, что стало важным условием для сохранения независимости от европейских держав [Gabre Sellasie, 1975, p. 161]. Однако, полному осуществлению планов по укреплению централизованной власти помешали неблагоприятные внешнеполитические условия – война с Италией и Махдистским Суданом5, способствовавших усилению оппозиции в лице Менелика.
5. Йоханныс получил смертельное ранение в сражении при Мэтэмэ в 1889 г.
17 Менелик II. Централизация власти в Эфиопии ассоциируются с именем Менелика II (годы правления 1889–1913) – правителя Шоа, сумевшим одержать победу над итальянцами. По мнению С. Панхерст, именно с этого правителя начинается современная Эфиопия [Pankhurst, 1955, p. 73]. Действительно, при нем были проведены важные реформы, в т.ч. денежная, налоговая и др., феодальные правители окончательно признали власть императора, была создана столица государства – г. Аддис-Абеба, а границы Эфиопии приблизились к современной конфигурации.
18 В отличии от предшественников, религиозная политика Менелика II, выходца из поликонфессионального Шоа, была более либеральной и терпимой к нехристианам [Marcus, 1975]. Тем не менее осуществление контроля над расширенной территорией Эфиопии в целом по-прежнему подчинялось принципу «одна страна, одна вера», заложенному его предшественниками – большое внимание Менелик II и его правительство6 уделяло политике амхаризации, которая особенно сильно затронула оромо и народы присоединенных территорий. Амхаризация предполагала ассимиляцию народов за счет распространения культуры, в первую очередь православия и амхарского языка. Хотя некоторые наиболее могущественные правители, ставшие вассалами императора, могли сохранить свою власть, во главу большинства из провинций государства были поставлены «люди императора» – как правило, христиане-амхара или «амхаризированные» христиане-оромо [Oliver, Sanderson, 1985; Omer, 2002].
6. С 1907 г. император начинает управлять страной через созданный и утвержденный им кабинет министров, насчитывающий девять членов (См. подобнее: [Кобищанов, 1981]).
19 Иясу V. После смерти Менелика II Эфиопию возглавляет внук императора лидж7 Иясу (годы правления 1913–1916) – кандидатура, вызывающая сомнения у представителей знати, так как его приход к власти усилил бы позиции оромо-мусульманской из провинции Уолло. Несмотря на это, решение о передаче трона Иясу все же было принято.
7. Лидж (амх. ребенок) – феодальный титул в Эфиопии, передающийся сыновья месафинт (князь или принц).
20 Политика Иясу V часто характеризуется как «происламская» – он прилагал усилия по налаживанию военно-политических связей с мусульманскими элитами в Эфиопии и за его пределами, что якобы имело своей целью исламизировать страну. Это вызвало недовольство ЭПЦ (в конце правления лидж и его сторонники были отлучены от Церкви) и спровоцировало дестабилизацию внутриполитической обстановки, чему активно содействовали Великобритания, Франция и Италия. Недолгое правление Иясу завершилось государственным переворотом, осуществленном во время главного церковного праздника Мэскэль, который символизирует в т.ч. победу христианства над исламом [Kaplan, 2021]. Тем не менее, как было показано В.С. Ягья, в действительности Иясу V стремился наладить эффективную систему управления, основанную на приеме равновесия власти, что нашло свое выражение в поддержке мусульманского духовенства, а не только ЭПЦ [Ягья, 1980]. Таким образом, в это время в религиозной политике впервые обозначился принцип «чья земля, того и вера».
21 Хайле Селассие I. За свержением Иясу V de jure последовало установление двоевластия – престол заняла дочь Менелика II Зоудиту (годы правления 1916–1930), которая управляла страной совместно с регентом расом8 Тэфэри Мэконныном (будущим Хайле Селассие I). С этими правителями ассоциируются движения староэфиопов (cтароабисинцев) и младоэфиопов (младоабисинцев): первые видели своим лидером Зоудиту, последние – Тэфэри Мэконнына. Эти движения отличались главным образом тем, что староэфиопы противились централизации Эфиопии, а младоэфиопы, напротив, видели ее своей главной целью, которая могла быть достигнута путем установления абсолютной монархии [Ягья, 1978, с. 40–41]. В контексте взаимодействия с религиозными организациями Зоудиту в своей политике стремилась сохранить самостоятельность и влияние ЭПЦ, а Тэфэри Мэконнын желал подчинить ее своей воле.
8. Рас (амх. глава) – феодальный титул в Эфиопии, сопоставимый с герцогским.
22 После смерти Зоудиту в 1930 г. трон официально занимает Хайле Селассие I (годы правления 1930–1974), при котором устанавливается сильная централизованная система власти. Император сохраняет привилегированное положение амхарской культуры и ЭПЦ, однако, стремясь к установлению абсолютной монархии, прилагает усилия по ограничению влияния Церкви. Так, в 1942 г. вводится «Постановление о церковной администрации», предполагающее ограничение юрисдикции церкви, введение централизации в церковное управление, повышение прозрачности финансовой деятельности ЭПЦ, взимание налогов со всех церковных земель и др. Кроме этого, государство начинает активно участвовать в подготовке и назначении на церковные должности священнослужителей, а также реорганизует учебную программу в церковных и миссионерских школах. Параллельно с этим император добивается автокефалии ЭПЦ, которая была получена в 1959 г. с соглашения коптского синода. Возглавивший ЭПЦ абуна Басилиос – первый со времен Аксума эфиоп во главе церкви – сосредоточил церковно-административную и духовную власть в стране, благодаря чему Хайле Селассие в определенной степени обезопасил себя от влияния через Коптскую церковь, а также от роста оппозиционных взглядов внутри страны [Кассае Ныгусие, 2016, с. 162–163; 194–195].
23 Хайле Селассие I достиг существенных успехов в подчинении ЭПЦ собственной власти и национальным интересам Эфиопии. Вместе с этим снижение влияния ЭПЦ на политику государства позволило императору в непростых внешнеполитических условиях наладить связи с мусульманскими странами [Кассае Ныгусие, 2016, с. 254] – как показывает пример Иясу V, для его предшественников это было практически невозможно. Более того, в соответствии с первой конституцией Эфиопии (1931), религиозные общины обрели равные права. Мусульмане при этом получили возможность занимать административные и военные посты. Император содействовал образованию мусульманской молодежи, жертвовал средства на строительство мечетей и др. Усилия властей по налаживанию отношений с мусульманской элитой сыграли важную роль в сохранении независимости и территориальной целостности Эфиопии в период экспансии Италии [Левин, 1936, с. 111–114].
24 Тем не менее Хайле Селассие уделял большое внимание православной традиции и впоследствии продолжил фаворитистскую религиозную политику своих предшественников [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 155]). Так, в 1955 г. была принята новая конституция, которая закрепила за ЭПЦ статус государственной церкви, а правительство получило возможность существенно ограничивать деятельность религиозных организаций. В новом Уголовном кодексе получили распространение видоизмененные положения из Фытха нэгест (Закон Царей) – теократического свода законов, выросшего из Коптской христианской традиции [Singer, 1970, p. 73–125].
25 Таким образом, при Хайле Селассие I доминирующее положение ЭПЦ сохранилось. Более того, представители духовенства заняли важные позиции в административном аппарате, а выработанные этой религиозной традицией общественно-правовые нормы распространились на всю территорию государства.
26 Менгисту Хайле Мариам. Рост социальной напряженности и недовольства, особенно со стороны увеличившейся мусульманской общины, в итоге привел к захвату власти «Дерг» – Высшим военным административным советом (ВВАС) в 1974 г. ВВАС ставил своей задачей избавление Эфиопии от пережитков феодализма, нищеты, неравенства, дискриминации и установление социалистического пути развития. Впоследствии власть в стране оказалась сконцентрирована в руках Менгисту Хайле Мариам (годы правления 1977–1991), уроженца южной провинции Кефа из народа консо позиционирующего себя как бариа (bariah – раб) в контраст к привилегированным амхара. Менгисту таким образом становится первым правителем нехабеша централизованной Эфиопии, который, согласно официальной позиции, еще и отрекся от ЭПЦ [Kissi, 2006].
27 С приходом к власти ВВАС в стране было приостановлено действие конституции и объявлено равноправие религиозных организаций, которые должны были стать важным инструментом достижения внутри- и внешнеполитических целей революции. Позитивно эти изменения сказались на положении ислама, который получил возможности повысить свое присутствие в публичной сфере. Так, важнейшие мусульманские праздники получили статус государственных, а глава уммы стал присутствовать на государственных мероприятиях совместно с первосвященником ЭПЦ. В целях консолидации мусульманской общины правительством был создан Высший исламский совет во главе с имамом Большой мечети в столице Эфиопии. Несмотря на то, что эта организация не пользовалась широкой поддержкой эфиопских мусульман, она способствовала экспансии ислама, который получил распространение в центральной и южной частях Эфиопии. При этом ЭПЦ лишилась привилегий, которыми она пользовалась раньше, часть ее имущества была конфискована, а ее внекультовая деятельность ограничена [Abbink, 1998; Ягья, 1978].
28 Вмешательство государства в религиозную сферу в этом время было существенным. Менгисту оказывал давление на кадровую политику ЭПЦ, благодаря чему в руководстве Церкви возникла прослойка лояльных правительству людей в том числе и на высших церковных должностях. Так, вместо арестованного абуны Феофила в 1976 г. был назначен абуна Такла Хайманот, который вопреки ожиданиям властей не оказывал содействия режиму и после смерти был заменен лояльным абуной Меркурием в 1988 г. Подчинение религиозных организаций центральной власти зачастую осуществлялось насильственными методами, давлением на духовенство, сопровождающимся дискриминацией на религиозной почве и атеистической пропагандой. Это затронуло все религиозные группы, но особенно меньшинства, в первую очередь иудаистов-фалаша [Møller, 2006], последователей Эфиопской евангелической церкви Мекане Йесус [Øyvind, 2000], мусульман и другие общины, воспринимаемы как «угроза революции» [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 352–368]. Все это вкупе с засухами привело к масштабному оттоку верующих из Эфиопии, потоки которых были направленны в Судан, Сомали, Саудовскую Аравию и др., а также в страны Европы [Агафошин, Горохов, 2020]. При этом власти по-прежнему признавали влияние ЭПЦ на население и оказывали ей поддержку, в т.ч. финансовую [Цыпкин, Ягья, 1989, с. 350.]. Благодаря этому, доля православных в населении Эфиопии к середине 1980-х гг. достигла своего исторического максимума, а положение христиан в управлении страной оставалось доминирующим [Львова, 2009, с. 180].
29 После свержения Менгисту в 1991 г. в Эфиопии была принята новая конституция (1995), в которой закрепляется свобода вероисповедания, а религиозные организации получают возможность открыто действовать на территории всей страны. Эти изменения сопровождались стремительными структурными преобразованиями в конфессиональном пространстве Эфиопии.
30 Динамика конфессионального пространства Эфиопии. К концу XIX в. в конфессиональном пространстве Эфиопии выделялось три конфессиональные зоны: (1) северо-западная православная зона – территория господства ЭПЦ, включающая современные регионы Амхара и Тыграй, в пределах которой миссионерская деятельность иноверцев фактически находилась под запретом, а существовавшие здесь, в первую очередь в городах, мусульманские общины, занятые в торговле, а также общины иудаистов-фалаша подвергались христианизации; (2) восточная мусульманская зона, включающая регионы Сомали, Афар, Дыре-Дауа, Харари, в которые миссионеры если и проникали, то значимых успехов достигали редко. Тем не менее здесь существовали достаточно влиятельные христианские общины, сложившиеся как центры православной культуры или выступающие в качестве административной «верхушки» при Менелике II, (3) юго-западная этнорелигиозная9 зона, включающая центральные и южные регионы Эфиопии, в которых абсолютно преобладали последователи этнорелигий, где миссионерская деятельность была разрешена и даже поощрялась.
9. Под этническими религиями или этнорелигиями автором понимаются традиционные верования отдельных этносов, которые практически не выходят за пределы последних.
31 В ХХ в., особенно после 1930 г., конфессиональное пространство Эфиопии начинает достаточно быстро меняться прежде всего за счет конверсии последователей этнорелигий в христианство и ислам. С 1916 по 1974 гг. доля христиан в населении страны выросла с 39,0 до 53,9% (прежде всего за счет православных – с 36,0 до 48,0%), мусульман – с 25,0 до 32,3%, а доля последователей этнорелигий, соответственно, снизилась с 33,5 до 13,6% (см. табл). В пространственном отношении эти изменения привели, во-первых, к сжатию юго-западной этнорелигиозной зоны (Гамбела, Регион народов юго-запада Эфиопии, Регион наций, национальностей и народов юга, Сидама), во-вторых, к образованию центральной поликонфессиональной зоны (Оромия, Бенешангуль-Гумуз, Аддис-Абеба), в которой этнорелигии активно замещались исламом и христианством. При этом ЭПЦ, пользуюсь покровительством правительства, закрепилась в крупных населенных пунктах южных и восточных регионов Эфиопии.
32 При Менгисту динамика конфессиональной структуры населения замедлилась, но определенные изменения все же происходили (см. табл.). Несмотря на провозглашение равноправия христианства и ислама, экспансия последнего судя по резкому снижению темпов роста его последователей все же была ограничена. В то же время христианская община сохранила тенденцию к росту, который был обеспечен прежде всего протестантскими церквями, а также ЭПЦ, которые увеличили долю своих последователей в населении на 2,9% и 2,7% соответственно. Экспансия христианства и в меньшей степени ислама обеспечивалась конверсией адептов этнорелигий, чья доля в населении снизилась с 13,6 до 5,8%.
33 Таблица
34 Динамика доли крупнейших религиозных общин в населении Эфиопии (%), 1855–2015 гг.
35
Год 1855 1872 1889 1916 1930 1974 1991 2015
Христиане 35,6 35,8 36,4 39,0 41,1 53,9 59,7 63,5
в т.ч.: православные 35,1 35,1 35,1 36,0 36,7 48,0 50,7 39,1
протестанты 0,0 0,4 0,9 2,8 4,2 5,3 8,2 23,8
католики 0,5 0,4 0,4 0,2 0,2 0,5 0,7 0,7
Мусульмане 20,3 21,6 22,9 25,0 26,0 32,3 33,6 34,6
в т.ч. несунниты 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,0 0,3 0,8
Последователи этнорелигий 36,0 36,0 36,0 33,5 31,3 13,6 5,8 1,4
Другие 8,1 6,5 4,8 2,5 1,6 0,3 0,9 0,5
36 Составлено по: [Brown, James, 2020].
37 В результате этих изменений центральная поликонфессиональная зона оказалась фактически разделена между христианством и исламом. В то же время в юго-западной этноконфессиональной зоне начала разворачиваться деятельность православных и протестантских миссионеров, что способствовало росту религиозной мозаичности в этой части страны. В северо-западной православной зоне наблюдалась противоположная тенденция, обеспеченная вытеснением и «самостоятельной аккультурацией» иудаистов-фалаша, протестантов и других меньшинств [Труды…, 1997, с. 127]. Аналогичные процессы наблюдались и в восточной мусульманской зоне. Таким образом, статистические данные указывают на том, что официальная религиозная политика Менгисту носила формальный характер, а развитие конфессионального пространства страны по-прежнему было подчинено принципу «чья земля, того и вера». Это было особенно характерно для тех регионов Эфиопии, где православие и ислам считаются «традиционными» религиями.
38 Изменения религиозной политики в 1990-х гг. судя по статистическим данным не носили декларативного характера, а действительно открыли возможности для работы «нетрадиционных» конфессий. Так, в 1991–2015 гг. произошел стремительный рост доли протестантов с 8,2 до 23,8%, обеспеченный в т.ч. за счет конверсии православного населения, чья доля в населении снизилась до 39,1%. Заметим, что до либерализации религиозной политики такая ситуация для Эфиопии была невозможна. Доля мусульман в населении страны продолжила медленно увеличиваться с 33,6 до 34,6%, при этом выросла доля новых для Эфиопии направлений ислама [Østebø, 2014, p. 165–184]. Результаты экспедиций отечественных исследователей в Эфиопию в 1991–92 и 2006 гг. свидетельствуют о том, что это связано с активизацией мусульманских миссионеров из Саудовской Аравии и других стран. При этом вовлеченность ислама в политические процессы, образование и культуру увеличивается, особенно в центральной части Эфиопии [Труды, 2011, с. 47–51].
39 Тем не менее, несмотря на либерализацию религиозной политики, в последнее время дискриминация религиозных меньшинств усиливается, что стало особенно характерно для северо-западной и восточной конфессиональных зон. Здесь положение меньшинств оставалось достаточно уязвимым на протяжении всего рассмотренного периода времени, а доля их последователей продолжает сокращаться [Ethiopia, 2023].
40 ЗАКЛЮЧЕНИЕ
41 В рассматриваемый период изменения государственной политики по отношению к религиозным организациям сопровождались реконфигурации конфессионального пространства страны. Его развитие в 1855–1930 гг. в целом подчинялось принципу, который можно достаточно условно выразить в формуле: «одна страна, одна вера». Соотношение численности религиозных общин в это время менялось довольно медленно, а в конфессиональном пространстве страны сформировалось три конфессиональные зоны: северо-западная православная зона, восточная мусульманская зона и юго-западная этнорелигиозная зона. При этом ЭПЦ пользовалась серьезной поддержкой со стороны государства даже за пределами своего «исторического ядра», а остальные религиозные организации занимали подчиненное положение.
42 В 1930–1991 гг. в государственной политике по отношению к религиозным организациям определенное значение приобретает принцип «чья земля, того и вера», при котором религии, считающиеся «традиционными» для тех или иных регионов, стали пользоваться поддержкой местных властей. В это время, несмотря на сохранение за ЭПЦ особого статуса, ряд исламских организаций получили с ней равные права. Активизация как мусульманских, так и православных миссионеров, работающих прежде всего в центральной части страны, привело к постепенной реконфигурации конфессионального пространства Эфиопии – из юго-западной этнорелигиозной зоны выделилась центральная поликонфессиональная зона, где основными конкурирующими религиями стали ислам и православие.
43 С 1991 г. государственная политика Эфиопии по отношению к религиозным организациям претерпела либерализацию, что привело к адаптации принципа «нет границ, только люди». В это время были ликвидированы практически все правовые барьеры, запрещающие или ограничивающие деятельность религиозных организаций. Это закономерно привело к интенсификации религиозной конкуренции, в которой все активнее стали подключаться новые для Эфиопии конфессии. Особенно заметны эти сдвиги становятся при взгляде на протестантизм. Так, если до 1990-х гг. его последователи составляли незначительное меньшинство, то в настоящее время они составляют почти четверть населения страны. Достаточно быстро протестантизм стал крупнейшей религией в юго-западной конфессиональной зоне и существенно расширил свое присутствие в центральной поликонфессиональной зоне, что привело к росту их религиозной мозаичности. В то же время в северо-западной православной зоне и восточной мусульманской зоне наблюдалось некоторое снижение религиозной мозаичности за счет вытеснение религиозных меньшинств.
44 Таким образом, трансформация подходов к государственному регулированию деятельности религиозных организаций в Эфиопии спровоцировала стремительные преобразования конфессионального пространства страны. Это находит свое отражение не только в изменении соотношения численности религиозных общин и реконфигурации конфессиональных зон – параметрам, подчиняющихся эмпирическому измерению, но и в более глубинных сдвигах, формализация которых затруднительна. Эти сдвиги проявились в том числе в росте конфликтности, которая усилилась в ходе интенсификации конкуренции между религиозными организациями, а также между этническими и этнорелигиозными движениями.

References

1. Agafoshin M.M., Gorohov S.A. Impact of External Migration on Changes in the Swedish Religious Landscape. Baltic Region. 2020. No. 2. Pp. 84–99 (In Russian.).

2. Andreeva L.A. Christianity in Tropical Africa. Asia and Africa today. 2013. No. 3. Pp. 38–40 (In Russian).

3. Antigegn G.K. An Assessment of Religion, Peace and Conflict in the Post 1991 of Ethiopia. Vestnik Rossijskogo universiteta druzhby narodov. Seriya: Mezhdunarodnye otnosheniya. 2019. Vol. 19. No. 4. Pp. 607–614 (In Russian)].

4. Gorohov S.A. Geography of Religions: Development Cycles of the Global Religious Landscape. Moscow, 2020 (In Russian).

5. Zakharov I.A., Gorokhov S.A., Dmitriev R.V. The Role of the Religious Factor in the Formation of Conflict Zones in Africa. Vestnik of Saint Petersburg University. Earth Sciences. 2020. No. 4. Pp. 640–653 (In Russian)].

6. Ismagilova R.N. Ethiopia: The Peculiarities of the Federalism. Moscow, 2018 (In Russian).

7. Kassae Nygusie W.M. Haile Selassie I – Emperor of Ethiopia. Moscow, 2016 (In Russian).

8. Kobishchanov Yu.M. Political life of Ethiopia in 1907–1910 (Based on Archival Materials. Ethiopian Studies. History. Culture. Moscow, 1981 (In Russian).

9. Levin I. Modern Abyssinia. Social Shifts and Political Reforms. Moscow, 1934 (In Russian).

10. L'vova E.S. This Many-Faced Ethiopia. Essays on the History, Culture and Ethnography of Ethiopia. Moscow, 2009 (In Russian).

11. Proceedings of Russian Historic, Ethnographic, Sociologic Expeditions to Ethiopia in 1990–1992. Moscow, 1997 (In Russian).

12. Tcypkin G.V., Yagya V.S. History of Ethiopia in Modern and Contemporary Times. Moscow 1989 (In Russian).

13. Black Africa: Past and Present. Moscow, 2016 (In Russian).

14. Chernetsov S.G. Who are the Amhara? Experience of historical review of the term and its content. Ethnic history of Africa. Moscow, 1977. Pp. 18–45 (In Russian).

15. Yagya V.S. Lïj Iyasu – Successor of Menelik II on the Ethiopian Throne. Countries and Peoples of the East. Africa: Geography, ethnography, history. Moscow, 1980. Pp. 108-127 (In Russian).

16. Yagya V.S. Ethiopia in Contemporary Times. Moscow, 1978 (In Russian).

17. Abbink J. An historical-antropological approach to Islam in Ethiopia: issues of identity and politics. Journal of African Cultural Studies. 1998. No. 2. Pp. 109–124.

18. Ahmed H. Islam in Nineteenth-Century Wallo, Ethiopia: Revival, Reform and Reaction. Leidan, 2000.

19. Brown D., James P. Religious Characteristics of States Dataset Project - Demographics v. 2.0 (RCS-Dem 2.0), Countries Only. 2020.

20. Ethiopia Statistics Service. 2023. URL: http://www.statsethiopia.gov.et (accessed: 07.02.2023).

21. Gabre Sellasie Z. Yohannes of Ethiopia. A Political Biography. Oxford, 1975.

22. Kaplan S. The Exaltation of Holy Cross and the Deposition of the Emperor of Ethiopia: Ləj Iyasu a Mäsqäl Drama. Northeast African Studies. 2021. No. 1. Pp. 1-18.

23. Kissi E. Revolution and Genocide in Ethiopia and Cambodia. Lanham, 2006.

24. Marcus H.G. The Life and Times of Menelik II. Ethiopia 1844–1913. Oxford, 1975.

25. Møller B. Religion and Conflict in Africa with a Special Focus on East Africa. DIIS Report. Copenhagen, 2006.

26. Oliver R., Sanderson G. The Cambridge History of Africa. Vol. 1870–1905. Cambridge, 1985.

27. Omer A.H. Emperor Menelik's Attempts Towards Political Integration: Case Study from North-Eastern Shoa (Ethiopia), 1889–1906. Annales d’Éthiopie. 2002. No. 18. Pp. 231–243.

28. Østebø T. Salafism, State-Politics, and the Question of “Extremism” in Ethiopia. Comparative Islamic Studies. 2014. No. 1–2. Pp. 165–184.

29. Øyvind M.E. Revolution & Religion in Ethiopia: The Growth & Persecution of the Mekane Yesus Church, 1974–85. Addis Ababa, 2000.

30. Pankhurst R. A Social History of Ethiopia. Addis Ababa: 1990.

31. Pankhurst R. Economic History of Ethiopia 1800–1935. Addis Ababa: 1968.

32. Pankhurst S. Ethiopia. A Cultural History. 1955.

33. Singer N.J. Modernization of Law in Ethiopia: a Study in Process and Personal Values. Harvard International Law Journal. 1970. No. 11. Pp. 73–125.

34. The Ethiopian Orthodox Tewahedo Church. URL: https://ethiopianorthodox.org/english/dogma/monodyo.html (accessed: 23.12.2022).

Comments

No posts found

Write a review
Translate