Везде
A Sketch of Russian Language Study in Central Province of Zhili during the Qing Dynasty in the End of 18th Century – the Beginning of 20th Century (the Example of Tianjin)
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
A Sketch of Russian Language Study in Central Province of Zhili during the Qing Dynasty in the End of 18th Century – the Beginning of 20th Century (the Example of Tianjin)
Annotation
PII
S086919080008436-6-1
DOI
10.31857/S086919080008436-6
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Pavel Lapin 
Affiliation: Russian Embassy in China
Address: Beijing, China
Edition
Issue 1
Pages
111-127
Abstract

Since the relations between Russia and Qing Empire were developing rapidly, the topical task was to teach local officials Russian language. The situation in the central province Zhili and its main city Tianjin was quite typical. The city was crucial for Russian authorities because of its trade and political position. From the end of the 19th century Russia was strengthening its positions there establishing Russian Consulate. Russian people and small-sized military contingent were placed in Tianjin. Given that the status of Russian authorities was strong, there was a need to develop bilateral relations, so since 1896 there were established Russian language schools. The author strengthens that Tianjin became the first place where the Russian language was placed into a university program (Beiyang University).Russian authorities in Tianjin provided assistance in organizing Russian language teaching by sending Russian universities graduates to fill the teaching positions, as well as providing textbooks. They also broadened educational programs by opening some special “classes” on the basis of Russian schools. While implementing humanitarian policy, Russian authorities frequently run across other foreign actors’ activities, drawing local people into the orbit of their interests. Russian authorities were often confronted with financial and administrative difficulties that lowered their efforts efficiency to increase Russia’s presence in the region, spread Russian propaganda, the Russian Language, and culture in this central region of China.

Keywords
Qing Empire, Tianjin, central province of Zhili, Russian language teaching, humanitarian contacts, Russian language schools
Received
10.01.2020
Date of publication
28.02.2020
Number of purchasers
41
Views
1942
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite Download pdf 100 RUB / 1.0 SU

To download PDF you should pay the subscribtion

Full text is available to subscribers only
Subscribe right now
Only article and additional services
Subscription benefits
100 RUB / 1.0 SU
Whole issue and additional services
Subscription benefits
800 RUB / 16.0 SU
All issues and additional services for 2020
Subscription benefits
4224 RUB / 84.0 SU
1 Преподавание русского языка в Цинской империи в конце ХIХ – начале ХХ в. строилось с учетом практических потребностей государства в реализации внешнеполитического курса. Инициаторами создания учебных заведений с преподаванием русского языка выступали сами китайские власти, при формировании преподавательского состава, как правило, ориентировавшиеся на россиян. Местная школа русистики только формировалась, поэтому подавляющее большинство образовательных учреждений такого профиля открывалось в местах компактного пребывания наших соотечественников. Во многом схожей была история преподавания русского языка в городе Тяньцзине, в цинский период входившего в состав центральной провинции Чжили, отличие состояло лишь в том, что именно здесь русский преподавался в максимальном числе учебных заведений одного города, включая одно из старейших высших учебных заведений Китая – Бэйянский университет.
2 Тяньцзинь представлял значительный интерес для иностранных держав, проводивших в империи активную военно-дипломатическую и торгово-экономическую деятельность. Именно здесь в 1858 г. была подписана серия Тяньцзиньских соглашений с иностранными государствами (включая Россию), значительно расширявших возможности иностранцев в Китае [Русско-китайские отношения, 1958, с. 30–34]. Тяньцзинь, стоявший на судоходной реке Баохэ в незначительном удалении от впадения в Желтое море (через Бохайский залив), получил статус открытого международного порта – единственного водного узла в северной части Китая, объединявшего основные водные и сухопутные маршруты богатой южной части Китая с Европой. Как писал современник, вследствие выгодного географического расположения Тяньцзинь «по своим торговым оборотам занимает среди открытых для иностранной торговли портов Китая следующее место после Шанхая, поддерживая независимо от последнего торговые сношения с иностранными рынками» [Мещерский, 1907, с. 83]. В этом городе были сосредоточены торговые интересы большинства иностранных государств, получавших от деятельности на местном рынке значительную экономическую прибыль1. Этот район был чрезвычайно важен и для российских торговцев, так как позволял обеспечить выгодную доставку грузов в Россию морем или по суше2. В Тяньцзине в начале ХХ в. также функционировало несколько отечественных складских мануфактур, специализировавшихся на импорте в Китай российских товаров (прежде всего ткани)3.
1. Подробнее о торговой деятельности иностранных государств в Тяньцзине см.: [Мещерский, 1907, с. 85–97; Тидеман, 1917, с. 1–6; Успенский, 1916, с. 3–9; Шуйский, 1900, с. 29–33].

2. Российские купцы традиционно вывозили из Тяньцзиня формовочный чай, доставляя его через Кяхту в восточносибирские города. Лишь в 1898 г. в Тяньцзинь для оплаты доставки оттуда грузов в Кяхту было перечислено 4,1 млн. рублей [Шуйский, 1900, с. 34].

3. Подробнее о их деятельности см.: [Тидеман, 1917, с. 12–13; Успенский, 1916, с. 9–11].
3 Ввиду важности Тяньцзиня с конца ХIХ в. Россия планомерно наращивала там свое политическое присутствие. Кроме открытия российского консульства в конце 1900 г. наши представители добились заключения с китайскими властями выгодного соглашения об учреждении в городе российской концессии [Русско-китайские отношения, 1958, с. 81–82], где в 1902 г. было выстроено новое здание консульства4. По своей численности российская диаспора, проживавшая в концессии, была небольшой: не считая представителей частных коммерческих компаний, служащих российских учреждений (почты, банка), а также регулярно приезжавших в город солдат для несения охранной службы, в 1900 г. на постоянной основе там проживало всего шесть семейств [Янчевецкий, 1903, с. 38–41], к 1903 г. количество россиян возросло – административных служащих было 22 и еще 778 человек из числа российских солдат и офицеров обеспечивали охрану российских объектов [Успенский, 1914, с. 184]. Кроме российской в Тяньцзине также были основаны концессии других иностранных держав, поддерживавших контакты с империей5.
4. В 1902 г. был разработан устав об управлении русской концессией, где формулировались основные положения организации пребывания наших соотечественников на этой территории, включая принципы регулирования хозяйственной деятельности, правопорядка и суда. Российская концессия просуществовала до 1924 г., когда в соответствии с межправительственными договоренностями была передана под юрисдикцию китайских властей. Подробнее о русской концессии и русской диаспоре Тяньцзиня см.: [Дубаев, 2005, с. 100–101; Успенский, 1914, с. 148–189; Янчевецкий, 1903, с. 38–41; Тяньцзинь цзуцзе шэхуэй яньцзю, 1996, р. 188–190; Тяньцзинь цзуцзе, 1986, р. 120–133].

5. Начиная с созданной еще в 1860 г. британской концессии впоследствии свои держания в городе оформили США, Франция, Германия, Япония, Италия, Австро-Венгрия, Бельгия, Швеция, Голландия, Дания. Подробнее об иностранных концессиях Тяньцзиня см.: [Цзиньмэнь цзилюэ, 1988, р. 70; Ян Шэнсян, 2000, р. 51–53].
4 Параллельно с реализацией активной военно-политической и торгово-экономической политики в этом важном районе Китая иностранные представители осуществляли мероприятия по идейно-духовному вовлечению местных жителей в сферу своего влияния. Продвигались идеи исключительности пути развития, выбранного государствами Европы, США и Японии, их военно-технического и экономического превосходства, достигнутого благодаря научному прогрессу, новым научным теориям и технологиям. Идеологические установки иностранцы реализовывали по линии образовательных учреждений, которые они начали открывать в Тяньцзине с середины ХIХ в. Таким же образом решались практические вопросы подготовки кадров, способных обеспечивать укрепление контактов иностранцев с местными политическими и торговыми кругами в интересах первых. Кроме светских учебных заведений американские и британские религиозные структуры (прежде всего – католики и протестанты) создавали церковные школы и семинарии [Тяньцзинь цзяоюй ши, 2001, р. 182–187]. Вообще, по самым общим данным, с 1860 по 1920-е гг. в Тяньцзине по линии зарубежных государственных, религиозных и частных организаций было учреждено порядка 30 учебных заведений разного профиля и направленности (в том числе дошкольного обучения), пользовавшихся большой популярностью среди местного населения [Тяньцзинь цзяоюй ши, 2001, р. 195]6.
6. Скажем, в одном Французском колледже, открытом в 1895 г. по линии французской католической церкви, количество китайских учащихся увеличилось с 50 в 1895 г. до более 1 тыс. в 1925 г. [Тяньцзинь цзяоюй ши, 2001, р. 186, 188].
5 Надо сказать, что местная интеллигенция, поддерживающая плотные контакты с иностранцами, в какой-то мере была готова к восприятию новых идей, заимствованию передового зарубежного опыта в интересах усиления государства. Еще в 1880-х гг. тяньцзиньские власти по собственной инициативе приступили к учреждению современных технических образовательных учреждений7. В дальнейшем по мере превращения Тяньцзиня в один из ведущих городов, обеспечивавших международные контакты, там довольно быстро начали открываться новые специализированные учебные заведения8. В 1905 г. в Тяньцзине был учрежден отдел по делам образования центральной провинции Чжили (Чжили сюэ’у-чу; 直隶学务处)9. Именно тяньцзиньские власти одни из первых в Китае наладили практику обучения представителей местного населения за рубежом10.
7. Начиная с открытия в 1880 г. Тяньцзиньского телеграфного училища (Бэйян дяньбао сюэтан; 北洋电报学堂), впоследствии в городе были учреждены Бэйянское военно-морское училище (1881; Бэйян шуйши сюэтан; 北洋水师学堂), Военное училище (1885; Бэйян убэй сюэтан; 北洋武备学堂), Бэйянское медицинское училище (1894; Бэйян и сюэтан; 北洋医学堂). Подробнее см.: [Тяньцзинь цзяоюй ши, 2001, р. 85–97; Лю Цзинь, 2009, р. 158–160].

8. Лишь за короткий период с 1895 по 1905 г. в городе было создано 49 разных образовательных учреждений, в том числе один университет (Бэйянский университет; 北洋大学堂; 1896), специальные училища, средние и начальные школы. Подробнее см.: [Тяньцзинь цзяоюй ши, 2001, р. 111–112].

9. Подробнее об организации системы управления образованием в Тяньцзине в начале ХХ в. см.: [Тяньцзинь цзяоюй ши, 2001, р. 140–141; Хоу Чжэньтун, 1982, р. 39].

10. Еще в 1876 г. в Германию для обучения военным наукам были командированы лучшие семь учащихся Бэйянского военно-морского училища [Тяньцзинь цзяоюй ши, 2001, р. 199]. Впоследствии слушатели тяньцзиньских учебных заведений направлялись для обучения в промышленно развитые государства — США, Британию, Францию, Бельгию, Японию и Россию.
6 Тяньцзиньские власти уделяли также большое внимание и контактам с Россией, создавая структуры по подготовке кадров ради обеспечения связей с нашим государством. Непосредственным инициатором организации преподавания русского языка в Тяньцзине в конце ХIХ в. стоит считать видного прогрессиста, общественного деятеля, философа и переводчика Янь Фу (严复; 1854–1921) 11, который, будучи директором Бэйянского военно-морского училища, первым предложил создать некое учебное подразделение по обучению русскому языку.
11. Янь Фу родился 8 января 1854 г. в уезде Наньтай города Фучжоу провинции Фуцзянь. С малых лет получал классическое образование в конфуцианских школах, однако в 1866 г. из-за смерти отца был вынужден оставить дорогое обучение и отправился в Фучжоу, где поступил в школу при фучжоуской судоверфи, получив полное казенное обеспечение. После окончания в 1871 г. школы был направлен для прохождения практики на пароход с символичным названием «Янъу» («Освоение заморских дел»). В 1877 г. в числе наиболее успешных выпускников был командирован в Британию для продолжения обучения в Гринвичском военно-морском колледже. В 1879 г. Янь Фу вернулся на родину и был назначен на преподавательскую должность в Фучжоуское навигационное училище. Сблизился с лидером реформ Ли Хунчжаном. Активно публиковал свои труды в газетах: признание политического автора принесли ему вышедшие в 1895 г. в тяньцзиньской газете «Чжибао» статьи «О стремительности перемен в мире» (кит.: Лунь ши бянь чжи цзи, 论世变之亟), «Обращение к источникам могущества» (кит.: Юань фу, 原富), «Опровержение Хань [Юя]» (кит.: Пи хань, 辟韩) и «Окончательное суждение [о путях] спасения от гибели» (кит.: Цзю ван цзюэ лунь, 救亡决论), в которых он предлагал конкретные действия по реформированию государства, в том числе образовательной сферы [Янь Фу цзопинь цзинсюань, 2005, р. 1 (введение)]. В 1880 г. Янь Фу получил назначение на должность старшего преподавателя (总教习, фактически директора) в Бэйянском военно-морском училище, где прослужил до 1898 г. Подробнее об этом училище и работе Янь Фу на посту его руководителя см., например: [Цзиньмэнь цзилюэ, 1988, р. 58–59; Бэйян цзиши, 2013, р. 115–121; Пи Хоуфэн, 2009, р. 71–79; Пи Хоуфэн, 2011, р. 68–72; Чжан Дао, 1986, р. 67–69].
7 Косвенным поводом к таким действиям властей послужил визит в июне 1896 г. в Россию китайской государственной делегации во главе с главным наместником центральной провинции Чжили Ли Хунчжаном (李鸿章; 1823–1901) для участия в мероприятиях по случаю коронации российского императора Николая II и подписания между двумя империями Союзного договора, в котором были сформулированы основные идеи по строительству Китайско-восточной железной дороги [Русско-китайские отношения, 1958, с. 73–74]. Янь Фу не входил в состав делегации, но, будучи человеком, вовлеченным в организацию нового образования, понимал, что реализация такого масштабного проекта, как строительство железной дороги, в которую будут интегрированы железнодорожные пути севера провинции Чжили, может потребовать наличия кадров, владеющих русским языком.
8 Кроме того, администрация Тяньцзиня предполагала, что в связи с модернизацией железных дорог на северном и российском направлении, а также в связи с особым статусом международного открытого порта увеличатся транзитные грузопотоки за рубеж, эффективное управление которыми без наличия кадров, владевших в том числе русским языком, будет невозможно. В 1898 г. российский консул в Тяньцзине Н. А. Шуйский весьма точно подметил, что товары, «доставленные в Тяньцзинь, китайцы уже не в состоянии двинуть далее до мест окончательного сбыта, по причине совершенного незнакомства с иностранными рынками», особенности развития которых им было не понять в том числе вследствие незнания местных языков (кстати, именно поэтому свои школы перевода в Тяньцзине открыли консульства Британии, Германии, Франции и Японии) [Шуйский, 1900, с. 31].
9 Объективные причины создания структуры по подготовке людей, владеющих русским языком, были очевидны уже через два месяца после возвращения Ли Хунчжана из России и подписания соответствующих документов о строительстве Россией на Северо-Востоке Китая железной дороги. С подачи Янь Фу и после доклада на высшее имя тогда уже нового главного наместника столичной провинции Чжили Ван Вэньшао (王文韶; 1830–1908) в августе 1896 г. последовал указ императора Гуансюя открыть в Тяньцзине училище русского языка. 17 августа 1896 г. российский посланник в Пекине А. П. Кассини (1835–1919) секретной депешей сообщил в МИД, что «Богдыхановским указом повелено открыть [в] Тяньцзине русское училище», китайские власти в Пекине «ходатайствуют [о] разрешении секретарю нашего консульства [В.Ф.] Гроссе руководить первое время занятиями. Считаю, [в] видах отрадного начинания Китая желательным удовлетворить это ходатайство» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 3].
10 Несколькими днями позже, 19 августа, Янь Фу через Ван Вэньшао направил в адрес Главноуправляющего ведомства по делам всех государств (кит.: Цзунли гэго ши’у ямэнь; 总理各国事务衙门) доклад по вопросам организации преподавания русского языка в Тяньцзине. В связи с экономией средств Янь Фу предлагал временно не создавать отдельное учреждение, а первоначально ограничиться открытием на базе его «морского училища группы по изучению русского языка, в которую зачислить 30 учащихся» [ПИА КНР, 04–01–01–1015–039, л. 1]. «Все расходы [по приглашению] российского и китайского учителей, а также средства на [приобретение] лампадного масла и другие разные расходы для учащихся отнести на счет общей сметы военно-морского училища» [ПИА КНР, 04–01–01–1015–039, л. 2]. Отделение по преподаванию русского языка «разместилось в свободном помещении западной пристройки Бэйянского военно-морского училища», располагавшемся на территории основанного еще в 1867 г. Тяньцзиньского технического завода (天津机器制造局) [Линь Каймин, 2005, л. 21; Чжан Шаоцзу, 2007, л. 4].
11 Так началось преподавание по официальной линии русского языка в одном из важнейших с точки зрения российских интересов районов Цинской империи. В 1897 г. группа по изучению русского языка была преобразована в самостоятельное учебное заведение, получив название «Русско-китайское училище» или «Тяньцзиньское училище русского языка» (кит.: Тяньцзинь эвэнь гуань; 天津俄文馆) [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 11–14]. В 1898 г. училище было перенесено в специально выстроенное здание, по некоторым данным, насчитывающее 127 помещений [Чжан Шаоцзу, 2007, л. 4]12. В 1901 г. территория, на которой находилось училище, по Договору о расширении территории немецкой концессии («Дэго туйгуан цзуцзе хэтун»; 德国推广租界合同) отошла Германии. Несмотря на это, управление училищем было сохранено за китайскими властями [Чжан Шаоцзу, 2007, л. 4].
12. В отечественной историографии сохранилось описание внутреннего убранства училища. Как сообщал российский журналист Дмитрий Янчевецкий, в 1900 г. посетивший Тяньцзинь, «по примеру других китайских зданий училище занимает несколько квадратных мощеных дворов, обнесенных комнатами, в которых живут ученики и учителя, классами, столовой, кухней и галереей… Классы помещались в просторных светлых комнатах. Доски, черные китайские столики и табуреты для учеников расставлены… На стенах висели географические карты и картины из русской истории». В комнатах учащихся были «каменные лежанки, крытые циновками, столики с русскими и китайскими книжками, скамейки и изречения на стенах» [Янчевецкий, 1903, с. 52–53].
12 С согласия российских властей в августе 1896 г. на должность преподавателя русского языка и других общеобразовательных дисциплин был зачислен выпускник Восточного факультета Петербургского университета, секретарь российского консульства в Тяньцзине, титулярный советник Виктор Федорович Гроссе (1861–1931). Вскоре после назначения россиянин совместно с директором Бэйянского военно-морского училища Янь Фу и чиновником Бэйянской канцелярии по военно-морским делам (Бэйян шуйшиин инчу; 北洋水师营务处) Пань Чжицзюнем (潘志俊; по-видимому, он курировал подготовку военных моряков в администрации города) разработали пакет инструктивных документов13, обеспечивавших работу нового учебного заведения. Сегодня эти документы представляют собой важнейший источник по истории русистики в Китае времен поздней династии Цин и всесторонне освещают работу этого образовательного учреждения.
13. Гроссе весьма обстоятельно подошел к вопросу организации преподавания русского языка, поэтому кроме традиционного устава образовательного учреждения он также разработал «Правила Русско-китайского училища» и «Дополнительные правила Русско-китайского училища», он же составил проект урочного расписания учебного заведения [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 7–14].
13 Цель созданного училища, по мнению Гроссе, виделась в том, чтобы «содействовать развитию духовных дарований человека», в связи с чем «самым важным делом следует признать школьные занятия и нравственное усовершенствование», преуспев в которых ученик «впоследствии может и заправлять делами по международным сношениям» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 8].
14 В учебном заведении было открыто два отделения. На первом российский наставник кроме различных аспектов русского языка14 также преподавал ряд общеобразовательных предметов (арифметику, историю, географию, математическую географию). На втором обучали только русскому языку. С целью повышения общего образовательного уровня слушателей по выходным местный учитель разбирал с ними китайские канонические этико-философские произведения [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 7–7об]. Нормативный срок обучения составлял четыре года [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 11].
14. Чтение, переводы на русский, письмо, грамматика, заучивание текстов на русском языке.
15 Китайский учитель также выступал ассистентом российского преподавателя в обучении слушателей русскому языку. В отечественной историографии встречается упоминание о китайском наставнике: «Школой заведует русский учитель г. Гроссе и китаец Лю-Чун-Хою» [Православие, православные и русские школы в Китае, 1900, с. 176]. Китайские архивные данные позволяют установить личность китайского преподавателя. С 1896 г., то есть с открытия учебного заведения, там трудился выпускник отделения русского языка пекинской Школы иностранных языков «Тунвэньгуань» (同文馆) Лю Чунхуэй (刘崇惠) [Тунвэньгуань тимин лу, 1896, л. 38]15. Кроме преподавательских должностей был предусмотрен пост китайского управляющего, формально занимаемый главой тяньцзиньской таможни (что было важно, так как финансирование поступало именно из этого ведомства), а также должность инспектора (ее занимал Янь Фу).
15. О Лю известно немного: родился в 1873 г. в Пекине, в 1886 г. поступил в школу «Тунвэньгуань», где, возможно, проучился до 1890 г. В 1896 г. был назначен на должность помощника преподавателя в тяньцзиньском Училище русского языка. Впоследствии до 1916 г. служил на границе в области Кяхты и Цзинши Тунвэньгуань сюэ ю хуэй ди и цы баогаошу, 1916, л. 34].
16 Учащиеся набирались по письменному заявлению родителей, где они давали обещание, что их ребенок не намерен «оставлять школы, не просит отпуска для вступления в брак, также не занимается приготовлением на ученую степень16» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 11]. Возраст абитуриентов, судя по всему, не был строго регламентирован и, по некоторым данным, составлял от 14 до 26 лет [Янчевецкий, 1903, с. 52]. Зачисленные подлежали четырехмесячному испытанию и по итогам общей аттестации распределялись в одно из двух отделений с выплатой небольшой стипендии в размере четырех лянов серебра17 в месяц. Ночевали слушатели в училище, где было предусмотрено трехразовое питание. В течение учебного года предусматривалось несколько выходных дней 18.
16. Имелась в виду подготовка к сдаче государственных экзаменов на получение ученых степеней (кэцзюй), обладатели которых имели формальное право претендовать на замещение должностей в государственном аппарате.

17. Серебряный лян (кит. иньлян, 银两) – мерный слиток серебра, в качестве денежного инструмента просуществовал в Китае около 2 тыс. лет. Вес 1 ляна варьировался от 36 до 37,68 г, при этом использовавшийся в международных расчетах так называемый таможенный лян весил ровно 37,68 г.

18. Один выходной день в начале каждого месяца, на новый год устраивались каникулы на 15 дней. На ношение траура по ближайшим родственникам предоставлялся отпуск в 15 дней, на похороны – 6 дней [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 12об].
17 Система аттестации учащихся была весьма серьезной. Оценивался каждый аспект работы (чтение, повторение урока, диктовка и выучивание наизусть). За неудовлетворительные оценки ученик мог лишиться казенного содержания. Проверке знаний, судя по всему, уделялось большое внимание: например, на переводных экзаменах на третий год обучения в конце апреля 1898 г. председательствовал лично Янь Фу [Чжан Шаоцзу, 2007, л. 4].
18 Уставом пресекались разного рода правонарушения, занесение которых в нормативные документы вряд ли могло появиться без веских оснований. «Если слушатели вздумают пить вино, курить табак (в другом разделе устава – опиум. – П.Л.), ругаться, драться, то подобные дела будут подвергаться наказанию бамбуком» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 10–10об]. Однако, по мнению современников, такая норма вводилась скорее всего для устрашения слушателей. По информации Янчевецкого, учащиеся происходили из семей чиновников и купцов, а, как вспоминал российский преподаватель учебного заведения, «их (учащихся. – П. Л.) поведение безукоризненно. Никакие шалости и озорнические проделки, которыми так любят хвастать европейские мальчишки, им не известны» [Янчевецкий, 1903, с. 52].
19 Большое внимание, уделявшееся образовательному процессу, содействовало росту интереса слушателей к учебе. Довольно скоро учащиеся начали демонстрировать первые успехи. «Как мне лично пришлось убедиться во время моего недавнего посещения Тяньцзиня, – сообщал в 1897 г. в МИД исполняющий обязанности поверенного в делах России в Китае А.И. Павлов, – ученики нашей школы в столь сравнительно непродолжительный срок не только усвоили в весьма значительной степени русский язык, но приобрели даже известные познания из области математики, истории и географии» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 4об]. Об училище также сообщалось и приезжавшим в Тяньцзинь из России высоким гостям. Так, председатель правления КВЖД князь Э. Э. Ухтомский (1861–1921), посетивший этот город в мае 1897 г. и, видимо, наслышанный об успехах учебного заведения, пожертвовал училищу 1200 рублей [Янь Фу цзопинь цзинсюань, 2005, с. 109]19.
19. Городская администрация весьма пышно принимала российского князя в Тяньцзине. «Российский посол князь-ван У[хтомский] прибыл в Китай с ответным визитом. Столь богатый церемониал и подготовленные лестные обращения ранее не встречались», – писал в своей статье в январе 1898 г. «О дружеских связях Китая и России» (Чжунъэ цзяо и лунь; 中俄交谊论) инспектор русского училища Янь Фу. См.: [Янь Фу цзопинь цзинсюань, 2005, с. 107–113].
20 Секретарь российского консульства в Тяньцзине В. В. Гроссе ответственно работал на посту преподавателя. Не исключено, что он продолжил бы свою педагогическую деятельность, но в середине 1897 г. ухудшилось здоровье консула в Тяньцзине Н. А. Шуйского, и Гроссе стало сложно совмещать две ответственные должности в консульстве и училище. В ноябре 1897 г. А. И. Павлов направил директору Первого департамент МИД России А. К. Базили депешу, в которой, признавая заслуги Гроссе в делах управления училищем, просил руководство в Санкт-Петербурге «рекомендовать для русского училища в Тяньцзине подходящего кандидата», «отвечающего условиям русского преподавателя» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 5об].
21 Начались поиски нового представителя, но процесс, видимо, шел совсем медленно20. В марте 1898 г. Павлов обратился в Министерство просвещения с тем же вопросом, указывая, что «желательно возможно скорее освободить Гроссе, для которого несение обязанностей преподавателя ввиду частого нездоровья Шуйского оказывается непосильным» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 18]. Лишь 1 апреля Базили направил Павлову подтверждение того, что на должность учителя может быть рекомендован выпускник Восточного факультета Санкт-Петербургского университета Н. В. Любомудров. Российскому представителю в Пекине предлагалось максимально оперативно приступить к проработке условий работы Любомудрова в училище. К 1 июня контракт был согласован, о чем 14 июля Павлов известил Базили [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 24]. Подписантами документа с китайской стороны были инспектор Янь Фу и чиновник Пань Вэньцзюнь [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 25–27]. В связи с непредвиденными обстоятельствами Любомудров прибыл в Тяньцзинь лишь в январе 1899 г. и приступил к исполнению своих обязанностей.
20. Некоторые молодые преподаватели, первоначально давая согласие, позже под благовидным предлогом отказывались ехать в Тяньцзинь, выражая уверенность, что Министерство просвещения «скоро найдет другого молодого человека, желающего занять это во многих отношениях завидное место» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 25].
22 С назначением россиянина расширилось и урочное расписание: по крайней мере, судя по подписанному с училищем контракту, в обязанности Любомудрова также вменялось обучать слушателей «началам русского законоведения… химии и прочим общеобразовательным предметам» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 25об]. В отличие от Гроссе новому учителю значительно повысили денежное содержание21.
21. Если ранее на жалованье двум учителям (россиянину и китайцу) в год выделялось всего 700 лянов серебра [Янчевецкий, 1903, с. 51], то теперь одному Любомудрову было установлено в месяц 200 лянов [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 25об].
23 Как и его предшественник на посту преподавателя школы, Любомудров старательно работал и добился в преподавании неплохих результатов. Корреспондент Янчевецкий сообщал, что уровень разговорного русского языка у слушателей был хорошим, и они вполне могли общаться на общие бытовые темы. «Он (учащийся. – П. Л.) ответил по-русски, старательно выговаривая все слоги, что его зовут Люй Шимин, – вспоминал Янчевецкий, – что у него есть брат, который тоже учился в этом училище, а теперь находится в Порт-Артуре, что ему 18 лет, а его отцу 54, его отец бывший китайский офицер» [Янчевецкий, 1903, с. 53]. По словам самого Любомудрова, его ученики весьма усердно занимались, причем не только русским языком. Такой же была оценка и местного преподавателя. «У нас был один ученик Люй Шичжэн, хорошо говоривший по-русски, – сообщал Лю Чунхуэй, – который до того почитал великого князя Ярослава за его мудрость и справедливость, что просил окрестить его самого Ярославом Ивановичем» [Янчевецкий, 1903, с. 53].
24 Важной инициативой китайских администраторов, поддержанной нашими властями в Китае и России, стало открытие в русском училище «класса горных наук». На первый взгляд неприметный в контексте организации образовательного процесса сюжет в итоге показал наличие весьма серьезной конкуренции мировых держав в области распространения гуманитарного влияния в столичном регионе.
25 В начале 1897 г. в доверительной беседе с Пань Чжицзюнем российский консул Шуйский узнал о потребностях местной администрации в специалистах, «знающих европейские приемы горного дела», в связи с чем приложил усилия к созданию сначала отдельного российского горного училища в Тяньцзине, а после получения отказа к открытию группы по изучению горных наук на базе уже созданного училища русского языка.
26 Основным оппонентом российского дипломата стал главный преподаватель открывшейся в 1895 г. в Тяньцзине Китайско-западной школы – будущего Бэйянского университета – американец Тенни Даниель22, пользовавшийся большой поддержкой иностранного дипломатического корпуса в Тяньцзине и обладавший связями во властных кругах провинции. Прослышав о действиях россиянина, американец начал предпринимать попытки по открытию горного отделения на базе своего учебного заведения, видя хорошие перспективы американского влияния на китайскую горную промышленность. В контактах с китайскими чиновниками он дискредитировал действия Шуйского, распространяя информацию о том, что «у русских нет горных инженеров, что металлы они получают большей частью из-за границы, как и китайцы, а если и существуют у них (в России. – П. Л.) горнопромышленные предприятия, то таковые находятся в руках иностранцев и ведутся при помощи иностранных инженеров» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 24об].
22. Чарльз Даниель (Charles Daniel; 丁家立; 1857–1930), американский священнослужитель, принадлежал к конгрегационалистской церкви (Congregational Church; Гунлихуэй; 公理会). Вел проповедническую деятельность в провинции Шаньси, однако, не достигнув каких-либо серьезных результатов, перебрался в Тяньцзинь. В 1886 г. уволился из рядов миссионеров. Занимался частным преподаванием английского языка, открыл свою школу. В 1895 г. получил приглашение на должность старшего преподавателя (цзунцзяоси; 总教习) в Бэйянской китайско-западной школе (Бэйян чжунси сюэтан; 北洋中西学堂). В 1896 г. школа была преобразована в Бэйянский университет (Бэйян дасюэтан, 北洋大学堂; с 1913 г. – Бэйян дасюэ; 北洋大学). В 1951 г. в результате объединения Бэйянского университета и Хэбэйского технического института был образован Тяньцзиньский университет. Подробнее о Тенни Даниеле и его работе в Бэйянском университете см.: [Бэйян дасюэ – Тяньцзинь дасюэ сяоши, 1990, с. 18–21; Ван Цзе, 2004, с. 220–225; Ван Цзе, 2008, с. 74–80; Ван Юйго, 2003, с. 71–76].
27 Российский консул, в свою очередь, указывал на богатый опыт наших горных инженеров. Он также пытался привлекать к согласовательному процессу приезжавших в Тяньцзинь высоких российских гостей, в том числе упоминавшегося выше князя Э. Э. Ухтомского, в ходе визита которого предложил князю «пожертвовать на горное училище тысячу лан, а вице-короля (Ван Вэньшао. – П.Л.) убедил принять пожертвование… с целью нравственно связать вице-короля в требуемом отношении» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 25об].
28 В марте 1897 г., пока в Тяньцзине шли споры о будущем устроителе училища, из Пекина в российский МИД ушла обнадеживающая секретная депеша, где Павлов сообщал, что «предположительно учредить при русском училище Тяньцзиня класс горных наук. Ожидаю [в] скором времени обращение к нам китайского правительства с просьбой рекомендовать опытного русского горного инженера [в] качестве профессора. Желательно было бы заранее иметь на виду подходящее лицо» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 2].
29 После долгих разъяснений Шуйскому удалось склонить Ван Вэньшао на свою сторону. Китайский чиновник попросил российского представителя «составить план и смету горного отделения при русско-китайском училище» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 24об]. В сентябре 1897 г. Ван Вэньшао направил в Ведомство финансов доклад, в котором, указывая на «крайне малое число в учебных заведениях отделений горных наук», предлагал «выбрать из учащихся Русского училища кандидатов для обучения их горному делу с тем, чтобы в будущем их распределить на производства» и просил «для приглашения преподавателя, приобретения физических инструментов и [образцов] различных горных пород выделить 4–5 тыс. лянов серебра, а на обеспечение работы отделения – 6 тыс. лянов серебра в год» [ПИА КНР, 04–01–35–1038–048, л. 1–2]. Ведомство финансов направило доклад императору Гуансюю, который дал указание приступить к работам. 19 сентября из Пекина в МИД ушла очередная секретная депеша: «Проект горного русского училища в Тяньцзине утвержден богдыханом и средства отпущены» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 6].
30 Уже в ноябре тот же Пань Чжицзюнь и Янь Фу согласовали с Шуйским контракт для приглашения в училище некоего выпускника Петербургского горного института Пащенко, «состоящего по Главному горному управлению с откомандированием в распоряжение постройкой Петровских заводов Русско-бельгийского металлургического общества»23. Предполагалось, что учитель будет преподавать курс горных наук в рамках программы российских горных училищ, при этом теоретические занятия должны были дополняться практикой, для чего наставнику следовало «отправляться с учениками во внутренние провинции Китая в места нахождения копий и рудников» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 12об].
23. Инженер Пащенко, по всей видимости, был весьма опытным работником. К моменту приглашения в Тяньцзинь имел уже более 7 лет опыта работы, «служил в южных горных заводах Александровском и Дружковском и в течение 1893 г. занимался в Северной Америке изучением доменной плавки на тамошних заводах», знал «основательно английский, французский и немецкий языки» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 4].
31 Однако столь оперативно начатая подготовка к отправке российского горного инженера застопорилась. Согласование финансовых вопросов командирования затянулось, и в январе 1898 г. Пащенко отказался ехать в Тяньцзинь. Начались поиски нового кандидата. В марте 1898 г. Министерство земледелия и государственных имуществ предложило новую кандидатуру – некоего горного инженера Цимбаленко. Через два месяца посланник Павлов сообщил из Пекина, что контракт о найме россиянина в Тяньцзине согласован с китайской стороной. В сентябре новый преподаватель прибыл в Тяньцзинь.
32 Казалось бы, российские власти в Тяньцзине значительно продвинулись в деле укрепления национальных позиций в столь важной сфере, как китайская горнодобывающая промышленность. Именно в русском училище под руководством российского наставника начала работу первая группа по изучению горных наук. Однако, судя по всему, Цимбаленко не разделял эти высокие взгляды и работал не старательно. Между ним и руководством учебного заведения возникли разногласия, в связи с чем, не проработав и полугода, он написал заявление об уходе якобы по состоянию здоровья [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 313, л. 67]. Училище вновь осталось без российского преподавателя горных наук. Однако на этом потрясения не закончились.
33 Бушевавшее по всей империи восстание ихэтуаней, направленное против иностранного вмешательства, к весне–лету 1900 г. докатилось до Тяньцзиня. Восставшие напали на русское училище и разрушили его до основания. Большая часть учащихся еще накануне беспорядков покинула Тяньцзинь. Как в итоге сложилась их дальнейшая жизнь, доподлинно не известно24. Российский преподаватель Любомудров был эвакуирован в Россию25.
24. В китайской историографии встречается упоминание лишь об одном учащемся по имени Чэнь Даянь (陈大岩), который продолжил заниматься русским языком и добился в этом деле неплохих результатов. В «Журнале учащихся Школы иностранных языков при Пекинском университете» говорится: «Чэнь Даянь, малое имя – Шао Шо (少说), родился в 1885 г. в уезде Миньсянь провинции Фуцзянь. Ранее был учащимся Тяньцзиньского училища русского языка, учил русский язык четыре года. В девятом месяце года гуймао (1903) поступил в школу [иностранных языков «Исюэгуань»; 译学馆] учить русский язык. В девятом месяце года исы (1905) отделом образования направлен в Россию на учебу» [Цзинши Исюэгуань гуйчжан, фу тунсюэ лу цзи баогаошу, 1905, л. 3об].

25. Из Китая Любомудров вернулся в родовое имение в Смоленской губернии, где восстанавливал здоровье, пошатнувшееся из-за длительных и изнурительных переездов. Оттуда он неоднократно обращался в МИД с просьбами о выделении материальной помощи, пытался вновь вернуться в Китай на преподавательскую должность, но получал отказ. В ноябре 1901 г. его назначили сверхштатным чиновником смоленского Губернского акцизного управления, а в январе 1902 г. он был уволен со службы в МИД [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 312, л. 38].
34 Преподавание русского языка в одном из важнейших городов империи приостановилось, хотя и ненадолго. В 1903 г. русский язык в качестве экспериментальной дисциплины был включен в программу Бэйянского университета, фактическим руководителем которого продолжал оставаться американец Тенни. Преподавателем был назначен брат российского консула в Тяньзине А.В. Лаптев [Бэйян дасюэ – Тяньцзинь дасюэ сяоши, 1990, с. 35]. Данных о том, как строилось преподавание, к сожалению, не сохранилось. Известно лишь о том, что в группе обучались не более десяти человек [Тяньцзинь цзиньдай цзяоюй чжиду ши, 2017, с. 209].
35 Не исключено, что масштабы работы отделения русского языка были незначительными, так как весной 1906 г. Лаптев был уволен вследствие малого «числа лиц, желающих изучать русский язык» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 21об]. Такое положение вещей возмутило российских представителей в Тяньцзине, старавшихся восстановить преподавание русского языка. Как видно из докладов наших властей в МИД, основной причиной расформирования группы русского языка в университете стали отнюдь не реваншистские настроения конкурента Тенни, но усилившиеся позиции японцев, имевших «намерение в недалеком будущем открыть там свой класс» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 45]26.
26. Несмотря на отсутствие сколько-нибудь заметных результатов в организации преподавания русского языка в Бэйянском университете, в историографии сохранились данные об одном из выпускников отделения русского языка, получившем известность выдающегося педагога, общественного деятеля и выдающегося организатора женского образования. В 1906 г. университет окончил Ма Цяньли (马千里; 1885–1930), впоследствии занимавший различные должности в образовательных учреждениях Шанхая и Тяньцзиня, ставший учителем будущего Премьера КНР Чжоу Эньлая, служивший директором первого в Чжили женского педагогического училища [Ли Цзинфан, 2014, с. 63; Ма Цяньли юй Чжоу Эньлай фуфу, 2013, с. 63].
36 Несмотря на то что в контактах с главным наместником провинции Чжили Юань Шикаем (袁世凯; 1859–1916) консул в Тяньцзине Д. В. Мещерский (1875–1933) так и не смог отстоять идею сохранения в Бэйянском университете отделения русского языка, он тем не менее добился обещания китайских властей открыть в Тяньцзине в будущем отдельное училище русского языка. Наши представители со всей серьезностью отнеслись к этой возможности и начали вести активную подготовку. В ноябре 1907 г. в Тяньцзине появилась Школа новых языков, где в том числе было организовано преподавание русского языка (также преподавался французский и немецкий язык). Учителем был назначен некий выпускник Владивостокского восточного института Петров, с которым администрация учебного заведения заключила контракт на один год, назначив жалованье в размере 2400 лянов серебра [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 131]27.
27. Весьма скромное жалованье. Российские наставники китайских учебных заведений в то время получали от 2,5 до 4,2 тыс. лянов серебра. См.: [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 131об].
37 Организацию образовательного процесса в новом учебном заведении взял под личный контроль посланник в Пекине Д. Д. Покотилов, направивший в Тяньцзинь старшего преподавателя Школы русского языка при КВЖД Я.Я. Брандта (1869–1946), вменив ему в обязанности «ознакомиться с постановкой дела преподавания русского языка в тамошней школе» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 121]. Как сообщал инспектор, на отделении русского языка в общей сложности обучались 73 слушателя, преподавание было организовано в двух разрядах, и помощь Петрову также оказывали два китайских наставника. Имеющиеся китайские архивные материалы позволяют восстановить лишь личность одного из них. Им был выпускник отделения русского языка пекинской Школы иностранных языков «Тунвэньгуань» Гуй Жун (桂荣)28, до этого занимавшийся организацией преподавания русского языка в Синьцзяне и в начале 1907 г. по указанию Юань Шикая прибывший в Тяньцзинь на должность переводчика русского языка в местной администрации и по совместительству преподавателя в упомянутой школе русского языка [ПИА КНР, 03–5472–078, л. 1].
28. В китайской и отечественной историографии сохранились некоторые сведения о Гуй Жуне (桂 荣, также встречается написание 贵荣, малое имя – Дун Цин, 冬卿). Он принадлежал к «синему китайскому знамени с каймой». Был принят в пекинскую Школу иностранных языков в 1867 г. на недавно открывшееся отделение астрономии, но потом перешел на отделение русского языка, где обучался под руководством российского учителя А.Ф. Попова. С учителем у Гуй Жуна сложились добрые отношения. «Многоуважаемый наш учитель, Афанасий Ферапонтович, – писал он из Лондона учителю в ноябре 1868 г., – вы советовали нам знакомиться и разговаривать с русскими, ваш совет очень хороший, очень благодарим вас за вашу заботу о нас. Мы и будем так делать» [РГАДА, ф. 1385, оп. 1, д. 2019, л. 1, 6об–7]. В 1878 г. в качестве переводчика в составе миссии министра Ведомства по делам всех государств Чун Хоу принимал участие в переговорах в Санкт-Петербурге по вопросам подписания соглашения о возвращении Китаю временно занятого Россией Илийского султаната (Ливадийский договор). В 1880–1881 гг. там же участвовал в пограничной конференции по подготовке Санкт-Петербургского договора [Воскресенский, 1995, с. 128, 136]. С 1879 г. был назначен на должность ланчжуна (начальник отделения) Ведомства финансов, но с откомандированием в Тунвэньгуань, где активно занимался преподавательской и переводческой работой. В 1884 г. направлен в учебную командировку в Санкт-Петербург, где был зачислен на должность «преподавателя китайского разговорного на восточный факультет Санкт-Петербургского университета» [Янь Годун, 2006, с. 519]. Проработал там до 1885 г. [Э су чжунго сюэ шоуцэ, 1986, с. 107]. По возвращении в Пекин продолжил учительскую деятельность в Тунвэньгуань. Самостоятельно перевел, адаптировал и подготовил к изданию учебное пособие «Основы истории России» (俄国史略). В 1885 г. был спешно отправлен в Синьцзян для открытия школы русского языка. Подробнее о его деятельности в Синьцзяне см.: [Чэнь Цзяньпин, 2015, с. 94–95].
38 Учебная программа разрабатывалась самим российским преподавателем с учетом «непосредственной близости Китая к России и их многовековых отношений, что было вполне одобрено» руководством школы [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 115]. В качестве учебного пособия предполагалось использовать подготовленную Брандтом в 1906 г. третью часть учебника по русскому языку для китайских учащихся «Почин» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 115об]29.
29. Почин. Опыт учебной хрестоматии для преподавания русского языка в начальных китайских школах. В 3 частях. Ч. 3. Отд. 1. Состав. Яков Брандт. Пекин, 1906. Подробнее о подготовленной Я. Я. Брандтом учебной литературе для китайских учащихся см.: [Дацышен, 2013, с. 546–547].
39 Школа, видимо, пользовалась большим спросом среди молодых китайских подданных: во вступительных экзаменах приняли участие порядка 3 тыс. человек, при этом на все три отделения были зачислены всего 200, в силу чего «состав класса русского языка в Тяньцзине представляется, по заключению Брандта, весьма удовлетворительным» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 121–121об]. В связи с открытием нового отделения русского языка, как указывал в декабре 1907 г. в МИД Д.Д. Покотилов, «вопрос о возобновлении преподавания русского языка в тяньцзиньской школе нужно считать разрешенным в благоприятном смысле» [АВПРИ, ф. 143, оп. 491, д. 2042, л. 121об].
40 В 1900-х гг. Российская духовная миссия в Пекине через православный стан в Тяньцзине (основан в 1900 г.) также пыталась наладить преподавание русского языка китайским прихожанам. Для этих нужд специальный класс открыли направленные в Тяньцзинь Григорий и Николай Шуан – братья из числа крещеных албазинцев. Однако с большими усилиями сформированная группа была довольно быстро распущена – либо по причине нехватки средств на ее содержание, либо ввиду отсутствия учащихся. «Учеников нельзя иначе найти на нашу программу как принять их на полный пансион от миссии, как это заведено в Пекине», – жаловался в 1910 г. выпускник православной семинарии при Духовной миссии албазинец Игнатий Шуан, направленный из Пекина в Тяньцзинь в качестве катехизатора [Летопись проповеди православия… 1911, с. 14]. Иногда удавалось набрать достаточное число учащихся, но заинтересовать их материально, тем самым привязав к православному приходу, не представлялось возможным. «Учеников набрали двадцать три человека, все малыши, беднота, соседи. Все на условиях приходящими в своем содержании (sic! – П. Л.), только книги для принявших крещение да письменные принадлежности для всех от миссии», – констатировал настоятель тяньцзиньского стана Игнатий [Летопись проповеди православия… 1911, с. 15]. При такой организации образовательного процесса китайские прихожане, возможно, получали общее знакомство с русским языком и православной культурой, но говорить о русском классе как о стабильно работавшем подразделении представительства РПЦ в Тяньцзине вряд ли представляется возможным.
41 Такова история преподавания русского языка в конце ХIХ – начале ХХ в. в одном из ведущих политических и экономических центров Цинской империи – Тяньцзине. Видно, что ввиду своего особого положения город привлекал внимание иностранных держав, проводивших там свою дипломатию, составной частью которой была гуманитарная деятельность, нацеленная на вовлечение большего числа интеллигенции в сферу иностранного идеологического влияния.
42 Российские представители также содействовали укреплению в Тяньцзине российского гуманитарного присутствия. Так сложилось, что именно китайские власти стали инициатором создания первых учебных заведений по преподаванию русского языка, что в отличие от других иностранцев снимало с наших дипломатов необходимость изыскивать административные и финансовые ресурсы для нормальной организации образовательного процесса. Складывалась в целом взаимовыгодная ситуация, при которой руководителями учебных заведений становились местные жители, россияне же обеспечивали комплектование преподавательского состава и разработку уставной и методической базы, что было в наших интересах, так как позволяло направлять работу учреждений в выгодное для России русло.
43 Отличительной особенностью являлось также и то, что кроме Пекинского университета Тяньцзинь стал вторым городом, где наш язык преподавался на уровне высшего образования – в Бэйянском университете. При этом обучение в двух вузах началось практически одновременно (в Пекинском университете – с 1902 г.). Это был важный шаг по введению преподавания русского языка в высшей школе.
44 Достижением российской гуманитарной политики также стало открытие отделения «горных наук» в Русском училище. При удачном стечении обстоятельств наша дипломатия получала возможность участия в становлении горнодобывающей отрасли в столичном регионе Китая.
45 Оценки развития преподавания русского языка в Тяньцзине и роли наших официальных представителей в этом процессе тем не менее не могут быть однозначными. Учитывая тот факт, что китайские власти самостоятельно организовывали учебные заведения по обучению русскому языку, российские ответственные ведомства довольно долго согласовывали вопросы командирования преподавателей в Тяньцзинь, затягивая осуществление успешной пропаганды знаний о России среди думающей части китайского общества. Каждый раз после выработки выгодных для российского преподавателя контрактных обязательств приезд наставника в Тяньцзинь либо откладывался либо и вовсе отменялся из-за внутриаппаратных проволочек. И это притом что консульство в Тяньцзине заранее сообщало в Санкт-Петербург о готовящихся инициативах китайской стороны и просило «заранее иметь на виду подходящее лицо».
46 Российские власти не предпринимали каких-либо действий по восстановлению класса «горных наук» после восстания ихэтуаней 1900 г. Судя по всему, довольно слабую подготовку имел и российский наставник Бэйянского университета.
47 Как бы то ни было, зарождение преподавания русского языка в Тяньцзине, обусловленное практическими потребностями в подготовке соответствующих специалистов, стало важным сюжетом в истории русистики в Китае. Среди региональных центров образования именно здесь наш язык впервые начал преподаваться на вузовском уровне, очевидные же неудачи на ранних этапах обучения русскому языку скорее стоит связывать с преобладанием в российской внешней политике военно-дипломатических и торговых интересов на фоне гуманитарных, что соответствовало специфике мировой политики периода колониализма.

References

1. History of Peiyang University – Tianjin University. Ed. Zhuo Anci. Tianjin, Tianjin daxue chubanshe, 1990 (in Chinese).

2. Chronicles of Peiyang. Taipei: Wentingge tushu youxian gongsi, 2013 (in Chinese).

3. Wang Jie. Textual Research on Peiyang University. Journal of Tianjin University (Social Sciences). 2004. No. 3. Pp. 220–225 (in Chinese).

4. Wang Jie. Peiyang University and Origins of Higher Education in Modern China. Higher Education Exploration. 2008. No. 6. Pp. 74–80 (in Chinese).

5. Wang Yuguo. Charles Daniel Tenney and Peiyang University. Journal of Tianjin University. 2003. No. 1. Pp. 72–76 (in Chinese).

6. Voskresensky A. D. Diplomatic History of St. Petersburg Russian-Chinese Treaty of 1881. Moscow: Pamiatniki istoricheskoi mysli, 1995 (in Russian).

7. Datsyshen V. G. Russian Sinologists 18th – Beginning of 20th Centuries: Teachers and Authors of Dictionaries. Archive of Russian Sinology. Ed. A. R. Vyatkin. Vol. I. Moscow: Nauka, 2013 (in Russian).

8. Dubaev M. L. Shanghai and Tianjin – Cities of Russian Settlings. Vostochnyi Arkhiv. 2005. № 13. Pp. 98–101 (In Russian).

9. Chronicle of Orthodox Sermon in the North of Zhili Province. In Tianjin. Kitayskiy Blagovestnik. 1911. № 9 (August). Pp. 4–17 (In Russian).

10. Li Jingfang. Rethinking of Memory of Modern Culture Movement History. The First Female Pedagogical Collеge of Zhili Province as Example. Journal of South China Normal University. 2014. No. 1. Pp. 60–66 (in Chinese).

11. Lin Kaiming. Yan Fu and Tianjin Russian language school. Jinwan bao. 2005.03.08 (in Chinese).

12. Liu Jin. Foreign Education in Tianjin during the Modern Era and its Experience Implementation. Professional Education Study. 2009. No. 8. Pp. 158–160 (in Chinese).

13. Ma Qianli and Zhou Enlai Spouses. Yan Huang Zong Heng Journal. 2013. No. 12. P. 63 (in Chinese).

14. Mecherskiy D. [V.] Tianjin’s Trade. Reports of [Russian] Consul in Tianjin. Collection of Consulate Reports. 1907. No. 2. Pp. 83–100 (in Russian).

15. Pi Houfeng. Yan Fu and Tianjin Navy School. Fujian Tribune. 2009. No. 1. Pp. 71–79 (in Chinese).

16. Pi Houfen. Yan Fu and the Name of His Positions at Tianjin Navy School. Fujian Tribune. 2011. No. 9. Pp. 68–72 (in Chinese).

17. Orthodoxy, Orthodox and Russian Schools in China. Missionerskoe Obozrenie. 1900. July–August. Pp. 171–176 (in Russian).

18. Russian-Chinese Relations, 1689–1916. Official Documents. Moscow: Vostochnaya Literatura, 1958 (in Russian).

19. Tideman P. G. Reports of Russian Consul in Tianjin. Survey of Trade Activity of Tianjin Port and Regions around it for the Year 1915. 1917. № 8. Pp. 1–22 (in Russian).

20. Journal of [Peking] School of Foreign Languages. The 6th part. Peking: Tongwenguan Publ. 1896 (in Chinese).

21. History of the Modern Education System in Tianjin. Ed. Wang Hui. Peking: Zhongguo shehui kexue chubanshe, 2017 (in Chinese).

22. Tianjin Concession. Tianjin: Tianjin renmin chubanshe, 1986 (in Chinese).

23. Social Research of Tianjin Concession. Eds. Xiao Keqiang, Liu Haiyang. Tianjin: Tianjin renmin chubanshe, 1996 (in Chinese).

24. History of Education in Tianjin. Vol. I. Eds. Zhao Baoqi, Zhang Fengmin. Tianjin: Tianjin renmin chubanshe, 2001 (in Chinese).

25. Uspenskiy A. I. Russian Concession in Tianjin. Izvestiya Ministerstva Inostrannyh Del. 1914. Vol. 1. Pp. 149–189 (in Russian).

26. Uspenskiy K. V. Reposts of the Head Russian Imperial Consulate in Tianjin. Survey of Trade Activity of Tianjin Port and Regions around It by 1914. 1916. № 56. Pp. 1–19 (in Russian).

27. Hou Zhentong. Story on the Beginning of the Modern Education in Tianjin. Journal of Tianjin Normal University (Social Sciences). 1982, no. 2. Pp. 38–43 (in Chinese).

28. Regulations on Peking School of Interpreters with Journal of Students and Report. Peking: Jingshi xuewuchu guanshu ju. 1905 (in Chinese).

29. Report on the first conference of the students of Peking School of foreign languages. Ed. Ma Yanliang. Peking: Jinhua yinshuju, 1916 (in Chinese).

30. Chronicles of (Tian)jin. Ed. Zhang Shouqian. Tianjin: Tianjin guji chubanshe, 1988 (in Chinese).

31. Zhang Dao. Chronicles of Tianjin. Tianjin: Tianjin guji chubanshe, 1986 (in Chinese).

32. Zhang Shaozu. Tianjin Russian Language School – The Earliest Official College in China. Tianjin laonian shibao. 2007.05.04 (in Chinese).

33. Chen Jianping. Russian Language Schools and Their Education Practice in Xinjiang in Late Qing Period. Russian Language in China. 2015. No. 2. Pp. 92–96 (in Chinese).

34. Shuyskiy N. [A.] Trade of Tianjin. Reports of [Russian] Consul in Tianjin. 1900. Vol. 1–6. Pp. 21–36 (in Russian).

35. Reference Book on Sinology in Russia and the Soviet Union. Vol. I. Beijing: Zhongguo shehui kexueyuan chubanshe, 1986 (in Chinese).

36. Yang Shengxiang. Briefly on Tianjin Concession. Teaching of History. 2000. No. 3. Pp. 51–53 (in Chinese).

37. Yanchevetskiy D. Near the Walls of Motionless China. Diary of “Novyi Kray” Correspondent in the Theater of War in China in 1900. St. Petersburg: Port-Artur, 1903 (in Russian).

38. Yan Guodong. History of Sinology in Russia. Beijing: Renmin chubanshe, 2006 (in Chinese).

39. Selected Literary Works of Yan Fu. Ed. Xu Zuhua. Wuhan: Changjiang wenyi chubanshe, 2005 (in Chinese).

Comments

No posts found

Write a review
Translate